Сборник статей - Культура и мир

3. Культура и религия теснейшим образом взаимосвязаны: нет культур без латентной религиозности и институализированных религиозных структур, но не существует и религиозной жизни вообще, взятой в чистом виде, т. е. вне определенного культурно-исторического, национального или географического контекста. Всякий анализ социокультурной действительности, не учитывающий религиозной составляющей межчеловеческих отношений, обречен на необъективность. В свою очередь, моделирование социальных стратегий, построенное на теоретически неверных посылках, обречено на тупиковый исход, даже при наличии тактических успехов.

4. В исследованиях социокультурного бытия и прогностических рекомендациях, выстраивающихся на этом концептуальном фундаменте, возможны две крайности в оценке значения религиозного фактора. В своем пределе они выступают в виде секулярного редукционизма и религиозного фундаментализма. В современной России указанные подходы в чистом виде обнаружить сложно, но в ослабленной форме и в качестве тенденций они, тем не менее, доминируют над взвешенными оценками, которые основываются на объективных исследованиях. В имперской России превалировала фундаменталистская тенденция, а в СССР – редукционистский подход.

5. Опасность фундаменталистского пути состоит в том, господствующая религия рассматривается, да и фактически превращается в государственную идеологию. Помимо выхолащивания собственно духовного содержания религиозной жизни, в таком случае открывается возможность развития конфликтных ситуаций на межрелигиозной почве. Такие модели устойчивы только в моноконфессиональной, а еще лучше мононациональной или, по крайней мере – гомогенной, среде. Второй подход ведет к игнорированию абсолютных ценностей, их аберрации и прямой подмене, к ложным выводам в теории и к тупиковым проектам социального строительства.

6. Религиозно-культурный процесс в СССР представлял собой паразитический симбиоз религиозного фундаментализма и секулярного редукционизма. Институционная или публичная религия была если не уничтожена, то в максимальной степени маргинализирована, а ее место было занято государственной идеологией, концептуально антирелигиозной, но архетипически фундированной византийско-московской моделью соотношения религии и власти. Ностальгия по советскому прошлому, свойственная части населения постсоветской России, архетипически близка установке на мифологизирующую романтизацию дореволюционной, т. е. имперско-православной России.

7. Современное российское общество мультиконфессионально, включая атеистический сегмент и агностиков, и в еще большей степени многонационально. Культурообразующая функция Православия носит в большей степени инерционный, нежели новаторский характер. Тема православного возрождения страны, активно муссировавшаяся в конце прошлого века, в начале нынешнего столетия обрела статус одного из возможных сценариев, но не более того. Принципиально новым фактором развития российского общества стала такая включенность в мировые процессы, которая по своей системности радикально превосходит советский и добольшевистский уровни.

8. Директивная модель управления социумом, включая религиозные группы в его составе, в условиях перехода от индустриального к постиндустриальному и далее к информационному обществу обречена на системное отставание. Выход – в повышении меры синергийности субъектов социокультурной жизни. Пространство культуры представляет собой среду, в которой взаимодействуют различные религиозные структуры и установки. Если это взаимодействие не опосредуется культурной традицией, связанной с пониманием другого не только как чужого, но и как близкого, то возникает взрывоопасная ситуация отождествления религии и политики. Для такой страны как Россия культура межконфессиональных отношений выступает необходимым условием стабильного социального развития.

Здесь мы затрагиваем еще одну важную проблему. Реальная политика против идеальной политики? В этой связи вспоминается одна известная история о Ганди, которую рассказал Р. Паниккар: «Ганди однажды спросили. Как это возможно, что гуру, святой занимается политикой? А Ганди ответил: Нет, я не святой, который занимается политикой. Я политик, который хочет быть святым, который стремится к святости». И именно в этом была его сила.