Array Коллектив авторов - Исследования в консервации культурного наследия. Выпуск 2

Импульсом к постепенному росту внимания к памятникам синодального периода послужило несколько эпизодов. Первым я бы назвал криминальный. Приподнявшийся «железный занавес» открыл дорогу иностранным туристам, которые воспринимали Россию через самовары, лапти, матрешки и иконы. Благодаря этому интересу появилась ранее незнаемая новая профессия, если так можно сказать, – фарцовщик. Бойкие молодые люди снабжали иностранных любителей русской старины русскими древностями, которые добывали сначала в брошенных церквах, а потом переключились и на действующие. Нельзя сбрасывать со счетов и возраставший в нашем обществе неподдельный интерес к национальной культуре, к национальным ценностям. Интеллигенция, студенчество ринулись на Север, восхищаясь нетронутостью его жизни и видя в нем хранителя национальных святынь. Естественно, что оттуда вывозились и предметы крестьянского быта и те же иконы. Так, Андреем Синявским и Марией Розановой был спасен от забвения, а может быть и от уничтожения «Георгий на черном коне», ныне сверкающий в экспозиции Британского музея [1]. Как это ни парадоксально звучит, но вывезенные в Москву и северную столицу иконы для продажи ли за границу, или для собственных коллекций, были, в общем-то, спасены от целенаправленного или бездумного уничтожения. Музейные экспедиции, активно работавшие в 60-е гг., конечно, не могли справиться со всем находимым материалом, да и интересы их были направлены в первую очередь на великие древности. Огромный массив икон XVIII–XIX вв. на этом этапе в основном представал для начинающих коллекционеров образцами допетровского искусства. Мне приходилось видеть собрания «краснушек», искренне принимаемых их владельцами за XV–XVI в. В пароксизме радости обладания и неожиданного открытия приобщавшиеся к русскому наследию тешили себя надеждой обладания даже Феофаном Греком, и не одним. Говорят, что в Мадриде был коллекционер, собиравший только Феофана Грека. Даже сейчас в некоторых музеях, в частности в Равенне, русская «краснушка» экспонируется в качестве раритета VI в.

К концу 60-х гг. статус поздней иконописи был скорее негативным и крайне неопределенным. Памятники этого периода чаще играли роль своеобразного эрзаца древнерусской живописи. Начавшийся процесс активного выезда наших граждан в Израиль независимо от национальности также способствовал массовому вывозу поздних икон в качестве «семейной святыни». И еще один, типичный для советского периода, эпизод – продажа «атеистическим» государством поздних икон через внешнеторговую фирму «Новоэкспорт» отдельным иностранным партнерам, при том что внутри государства существовал запрет, может быть негласный, на продажу тех же икон собственным гражданам. Правда, музеям была предоставлена приоритетная возможность пополнения своих коллекций за счет бесплатного материала – выморочного или конфискованного. Однако предложения о закупке особо уникальных произведений позднего периода у населения не находили поддержки у министерства культуры.

И все же процесс нелегального вывоза икон, преимущественно древних, набирал силу. То тут, то там происходили задержания грузов, порою довольно объемных. Значительные по размерам иконы распиливались на части, что нередко приводило к весьма своеобразной утрате памятника – голова святого оказывалась в Германии, а ноги оставались в России. Но даже когда все фрагменты оказывались в одном месте – соединить их вновь бывало крайне затруднительно. За время транспортировки или длительного хранения части успевали каждая по-своему деформироваться. Экспонирующаяся икона XVI в. в брюссельском Музее истории и искусства, восстановленная из четырех плохо стыкующихся частей, выдает ее вполне возможное нелегальное происхождение.

К концу 60-х гг. стало ясно, что необходим какой-то контроль за собственным добром, находящимся в Церкви. Хоть она отделена от государства, а добро вроде бы по закону – собственность государства. Министерства культуры, местные управления культуры срочно стали создавать комиссии специалистов, которые должны были выявить, сколько еще Рублевых скрывается в еще многочисленных, несмотря ни на что, храмах страны. К этому делу были привлечены и сотрудники Государственного научно-исследовательского института реставрации, тогда еще известного под названием Всесоюзной центральной научно-исследовательской лаборатории по консервации и реставрации музейных ценностей (в сокращении – ВЦНИЛКР). В 1973 г. они впервые переступили порог московской церкви и сразу же столкнулись с вполне конкретными серьезными трудностями. Церковь – не музей, и доступность каждой иконы крайне сложна. Тяжелые оклады, громадные киоты, не открывавшиеся годами, лампады, отсутствие нормального освещения, загрязненность поверхности красочного слоя не позволяли сделать однозначные объективные выводы о временно́й значимости той или иной иконы. Большинство из них имели записи, скрывавшие первоначальный слой, который, в частности, мог оказаться все тем же XIX столетием. Не будем забывать и человеческий фактор. Нередко прихожане, не стесняясь присутствия священника, благословившего эксперта на выполнение своих обязанностей, создавали невыносимые условия для работы, не способствовавшие подробному исследованию памятников.