Давайте вдумаемся в смысл, вернее сказать, в бессмыслицу сказанного: история не нужна. Не важно какая, та или другая.
Напомним читателю, что история — это прошлое, это то, что пережито.
Иначе говоря, фразу моего оппонента, не меняя ее содержания, можно переозвучить так: такое прошлое нам не нужно.
Есть ли хоть какой-нибудь смысл в сказанном?
Если бы кто-нибудь спрогнозировал будущее, то есть то, что предстоит нам еще пережить, и нарисовал бы картину ожидающего нас впереди, то по отношению к такой картине тот, кому она не по нраву, мог бы сказать: такое будущее не нужно. И в этом был бы смысл. Но какой смысл в отрицании необходимости или напротив ненужности прошлого?
А смысл, оказывается, вот какой.
Мои критики, и не только тот, о котором я рассказал, но в несколько меньшей степени и другие, недовольны тем, что под моим пером наше прошлое предстает не совсем в привлекательном виде. И, что самое интересное, они не отрицают достоверности мной изложенного. Просто ратуют за то, что обо всем том, что было негативного в нашем прошлом, лучше не рассказывать, или, по меньшей мере, в случае невозможности замалчивания, пытаться как-то его скрасить.
Корни такого подхода к предмету следует искать все в той же недавно пережитой нами системе, смешавшей понятия правды и лжи.
Как любой исследователь, историк может ошибаться, но целенаправленное приукрашивание прошлого с целью придания ему более привлекательного вида, равнозначно фальсификации, а потому для историка совершенно недопустимо. Этого принципа я старался держаться всегда, им я руководствовался при написании и этой книги. Предвижу, в ней много что не понравится моему соотечественнику, приученному к другой тональности звучания рассказа на подобную тематику.
Но что поделаешь, ведь это — наша история.
Рассказ о случившейся в далеком прошлом нашего Отечества Ливонской войне хочется предварить не так уж редко встречающимся в историографии обстоятельством: степень популяризации того или иного события порой неадекватна самому событию,
в том смысле, что не соответствует его значимости для хода исторического процесса, а то и просто размаху. А потому неудивительно, что в среде наших соотечественников остаются неизвестными, или в лучшем случае малоизвестными факты истории, которые вправе были бы претендовать на более достойное место в памяти потомков. Сюда, безусловно, относится и Ливонская война.
Не секрет, что разные страницы нашей отечественной военной истории выглядят для нас по-разному, а потому воспринимаются нами неодинаково. Сквозь толщу прошедших столетий память о многих вехах минувшего, доходя до потомков, оставляет в их сознании неодинаковый след. Прежде всего, это объясняется разницей масштабов самих событий. Но наряду с этим можно привести немало примеров и искусственного их деления на те, которым уделяется повышенное внимание, и на те, что не удостоились такого. Оттого и степень знакомства последующих поколений с конкретными обстоятельствами нашего прошлого зачастую объясняется уровнем популяризации последних, причем уровень этот, диктуемый, как правило, определенными политическими силами и властными структурами, порой не отвечает ни важности события, ни его масштабам.
Сейчас в нашем обществе принято проводить социологические и прочие исследования или просто всякого рода опросы людей на разные темы. Другой раз вас даже останавливают на улице некие люди с блокнотами в руках и спрашивают ваше отношение к тому или иному предмету. Автор этой книги провел нечто подобное, правда, без приставания к прохожим, а только в среде своих знакомых, коих набралось, однако, несколько сотен. Вопрос задавался один: «Какая, по-вашему мнению, самая длительная война в истории России?»
Нет надобности говорить о том, что значительно более половины опрашиваемых не решились дать какой бы то ни было ответ, сославшись на некомпетентность. Зато те, которые «блеснули эрудицией», считают самой длительной в нашей истории Северную войну, случившуюся в царствование Петра I. Первую группу людей, то есть тех, которые не претендовали на столь глубокие познания в истории, автор оставлял в покое, а «знатокам» Северной войны задавал второй вопрос: «А что вы слышали о Ливонской войне?» И здесь, согласно получаемому ответу, всех интервьюируемых также следовало разделить на две, но уже приблизительно равные по числу группы людей. Одни сказали, что слышат о такой войне впервые, ответы же иных, поскольку походили один на другой, можно было свести к одной категории, и звучали они приблизительно так: «да что-то такое, кажется, было когда-то, по-видимому, очень несущественное, а потому неважное».
Читать дальше