Виталий Пенской: Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг.

Военная библиотека Warspot

© ООО «Яуза-каталог», 2020

© Wargaming World Limited, 2020

© Пенской В.В., 2020

Фраза, вынесенная в заголовок этой части нашей книги, может показаться неожиданной и даже провокационной – как же так, спросите Вы, уважаемый читатель, почему «случайная»? Ведь известно же (со школьной и студенческой скамьи – школьные и иные учебники не дадут соврать!), что Ливонская война – это главная война Ивана Грозного, которую он вел четверть века, с 1558 по 1583 год, прорубая окно в Европу, и, проиграл, довел страну до «всеконечного» разорения и запустения. И ведь с этим не поспоришь – достаточно вспомнить, какую оценку дал деяниям первого русского царя неизвестный псковский книжник по итогам этой войны: «Царь Иван не на велико время чюжую [землю] вземъ, а помале и своеи не удержа, а людей вдвое погуби». Эта характеристика результатов Ливонской войны устоялась в отечественной исторической традиции и тем более в общественном мнении, став своего рода аксиомой и очевидным фактом, с которым принято не спорить, а принимать на веру как непреложную истину.

Однако происходящий в последние десятилетия пересмотр ранее казавшихся незыблемыми оценок тех или иных событий и личностей российской истории не мог не затронуть и Ливонскую войну. Главным «возмутителем» спокойствия в этом вопросе может считаться санкт-петербургский исследователь А.И. Филюшкин, давно и плодотворно разрабатывающий сюжеты, прямо или косвенно связанные с эпохой Ивана Грозного в целом и с историей Ливонской войны в частности и написавший ряд интереснейших работ. Помимо всего прочего, историк выдвинул примечательное и заслуживающее, на наш взгляд, дальнейшей разработки мнение о том, что конфликт в Ливонии был частью так называемых «Балтийских войн» 2-й половины XVI века.

Концепция эта весьма любопытна и перспективна с научной точки зрения, но, на наш взгляд, стоит все же четче разнести выделенные исследователем «балтийский» и «ливонский» вопросы. При всей теснейшей их взаимосвязи каждый вопрос обладал своей спецификой. «Балтийский» вопрос имел ярко выраженный морской характер и затрагивал в первую очередь интересы Дании и Швеции, боровшихся за право превратить Балтийское море в «Mare Nostrum» и использовать завоеванное доминирование на Балтике для реализации своих великодержавных планов. «Ливонский» же вопрос носил не менее ярко выраженный континентальный характер, затрагивая интересы в первую очередь Великого княжества Литовского (и опосредованно – Польши) и Русского государства. При этом есть все основания предположить, что, рассматривая с 20-х годов XVI века идею «инкорпорации» Ливонии в состав коронных владений по прусскому образцу, Ягеллоны предполагали тем самым, с одной стороны, компенсировать убытки от окончательно заглохнувшей к тому времени экспансии в южном и юго-западном направлениях, в сторону Черного моря и Балкан. С другой же стороны, в их планы, возможно, входило намерение, осознанное или нет, «встроиться» в складывающуюся европейскую систему разделения труда в качестве одного из основных поставщиков зерна на европейский рынок.

Но какое место занимала аннексия Ливонии во внешнеполитических замыслах московских государей? Действительно ли Иван Грозный вынашивал некие тайные планы похода «на германов» как первого шага выстраивания пресловутого Третьего Рима, о чем пишут, к примеру, историки А.Л. Янов и А.Л. Хорощкевич? Или же Ивана влекли к себе экономические перспективы, открывающиеся в случае установления полного контроля со стороны Москвы за «окном в Европу», каковым была для России Ливония (традиционная, устоявшаяся еще с XIX веке концепция)? Или же московский государь попался в хитрую ловушку, расставленную для него Сигизмундом II, как полагал упоминавшийся нами прежде А.И. Филюшкин? Или же дело в ином?

Чтобы ответить на эти вопросы, сперва немного углубимся в теорию. В свое время В.О. Ключевский в известной работе «Методологии русской истории» отметил, что русские историки «наклонны успокаиваться на первых результатах, схватывая наиболее доступное, лежащее наверху явлений». И характеризуя дальше русскую историческую науку, он с сожалением отмечал, что «нашу историческую литературу нельзя обвинить в недостатке трудолюбия – она много[е] обработала; но я не взведу на нее напраслины, если скажу, что она сама не знает, что делать с обработанным ею материалом; она даже не знает, хорошо ли она его обработала». Добавим к этим высказываниям цитату из работы современного отечественного историка Е.С. Корчминой, которая, хоть и была сказана по другому поводу, очень созвучна тому, что было сказано В.О. Ключевским: «Обобщения… предшествовали накоплению эмпирического материала. Между тем