Леонид Борисов - Жюль Верн

- Ой, Жюль, я умру от смеха!

- Сегодня не умирай, подожди до завтра, Поль. Повтори, - в каких случаях ты чихаешь один раз и в каких два и три раза?

Поль повторил без ошибки. Жюль пообещал брату два билета в театр на дневное представление и легонько толкнул в плечо: "Иди!"

Поль вышел. Жюль подошел к зеркалу, причесал щеткой волосы, снял приставшую к рукаву пушинку, вздохнул. В соседней комнате - неразборчивое бормотанье Поля, глухой бас отца. Жюль на цыпочках прошел по коридору, остановился у дверей кабинета.

- Я найду его сам, - услыхал он голос отца, и вслед за этими словами последовало густое, с тенорком в конце, "апчхи". Чихнул отец. Отрывисто, торопливо и весьма натурально дважды чихнул Поль. Жюль решил войти в кабинет. Едва он взялся за ручку двери, как Поль чихнул еще два раза подряд.

Жюль остановился. Как это понять? Очевидно, предыдущий чих в счет не идет, - так, что ли? Громоподобно чихнул отец. Сбитый с толку, Жюль вошел в кабинет. Поль увидел брата и чихнул три раза. Произнес: "О господи!" - и чихнул пять раз подряд.

- А! Жюль! - сказал отец. - Я тебя ищу, друг мой! Поль, оставь нас. Не понимаю, с чего это тебе понадобилось нюхать мой табак! Ну и чихай на здоровье! Садись, Жюль.

Поль поймал укоризненный взгляд брата и, мучительно желая чихнуть только один раз, расчихался до слез и стона-Пьер Верн смотрел на сыновей своих с едва заметной улыбкой. Жюль облегченно вздохнул, когда на носу у отца увидел очки, а в руках трубку: добрый знак. Очки на носу - это длительная беседа без нотаций. Трубка в руках - это очень приятная беседа с благополучным концом. Если бы знать, от кого письмо, тогда можно было бы решать задачу, не заглядывая в ответ.

- Еще раз прошу тебя садиться, - сказал отец. - Я хочу поговорить с тобой, и по весьма серьезному делу. Садись, Жюль! Вот сюда, в это кресло.

Жюль только пожал плечами и остался стоять, разглядывая бронзовый бюст Наполеона на столе между огромными чернильницами. Отец смотрел на сына. В доме было тихо. Молчание отца действовало на Жюля гипнотически. Если письмо от Жанны, - это не так страшно; если письмо из Парижа по поводу пьесы, то и это не страшно, но если письмо от торговой фирмы "Глобус", - это уже нехорошо.

- Пришло письмо на твое имя, - начал отец. - Еще раз прошу тебя сесть в это кресло. Спасибо. Гм... На конверте под адресом я прочел следующее: "В случае ненахождения адресата вернуть по адресу: Париж, улица Мира, торговая фирма "Глобус". В момент получения письма адресата на месте не оказалось, поэтому я и вскрыл конверт.

- Я никуда не уезжал, я был дома, - сказал Жюль.

-Ты был в Нантском лицее, друг мой, - спокойно произнес отец. - Лицей, где ты учишься, и дом - разные вещи, различные понятия. Письмо пришло в твое отсутствие, адресата на месте не оказалось, оно попало в мои руки. Следовательно. ..

- Позволь перебить, папа, - неспокойно, нервничая, сказал Жюль.- Если послушать тебя, то выходит, что я имею права вскрывать и твои письма, когда они приходят в твое отсутствие!

- Юридически ты имеешь на это право, если на конверте стоит просьба: вернуть по адресу. Но, прежде чем вернуть, надо узнать, в чем дело. И еще: существует закон, ему уже сотни лет, говорящий о том, что не сын воспитывает отца, а наоборот. Что ты можешь сказать по этому поводу?

- Ничего, папа, кроме одного, а именно: закон - препротивная штука., он напоминает флюгарку на нашей крыше.

- На нашей крыше? - отец привстал. - Точность, мой друг, точность! Великая вещь - точность! На нашей крыше - это одно, на крыше нашего дома совсем другое. Закон не флюгарка, он компас. Повтори!

- Флюгарка на крыше нашего дома, - невыразительно, но упрямо произнес Жюль. Пьер Верн рывком снял очки и положил их на стол.

-Ты принимаешь меня за Анри де Ляфосса, Жюль, - совсем несердито произнес Верн. - Я очень ценю в тебе живость воображения и чувство юмора, но мне не нравится та настойчивость, с которой ты воспитываешь в себе и эту живость и это чувство. Нехорошо, Жюль, очень нехорошо!

Жюль, очень любивший отца, всегда пугался, когда видел его без очков. Серые, пронзительные глаза, лишенные стеклянного прикрытия, становились острыми и проникающими в самую душу - без жалости и снисхождения. Пьер Верн в очках - это был отец Жюля, Поля и их сестер, добрый, отзывчивый, щедрый и гостеприимный, весельчак и острослов. Тот же человек без очков назывался Пьером Верном; это был адвокат, знаток законов, авторитет, сухое, не знающее снисхождения существо, похожее скорее на прокурора, но никак не на защитника. Готовя старшего своего сына в юристы, Пьер Верн взыскивал с него, как с преступника, нарушившего ту или иную статью закона. Это было одновременно и воспитанием и практическим приготовлением к юридической деятельности в будущем. Однако душа Жюля всё же была закрыта для Пьера Верна. Он нажимал там, где следовало совсем не трогать, он настаивал в тех случаях, когда нужно было подойти с нежностью и лаской, он читал нотации тогда, когда самым лучшим выходом было бы полнейшее молчание. Хорошо зная душу и склонности своих подзащитных, Пьер Верн совершал грубые ошибки, экспериментируя над сыном. Ему казалось, что он, отец и воспитатель, непогрешим. Детей своих он называл воском, себя - ваятелем. Поль - этот действительно был воском. Жюль, вполне ощутимо для отца, порою превращался в орешек: его можно было раздавить, но не смять. Что касается мадам Верн, то эта женщина, как и большинство матерей во всех странах мира, воспитанию предпочитала обильные ласки, поцелуи и полное устранение всех педагогических систем и взглядов. Несмотря на это, и Жюль и Поль сильнее были привязаны к отцу, чем к матери.