Леонид Борисов - Жюль Верн

Как велик мир, как чудесно его устройство, сколько тайн, загадок и сюрпризов скрыто от глаз Жюля за тонкой, зеленоватой черточкой горизонта, укрыто толстым слоем туч, побывавших в тех краях, которые уже ведомы Жюлю, они освоены, заселены, колонизированы его воображением!.. Однажды он сказал Леону Манэ:

Изобрести бы такую машину, которая могла бы перелететь океан и спуститься, где только захочется ее капитану. .. А то - построить такой корабль, чтобы он ходил под водой!.. Набрать туда всякого съестного и плавать сколько угодно! А то забраться к центру земли и пожить там месяца два. Леон Манэ, близоруко щурясь, разглядывал своего друга и понять не мог, - зачем, к чему изобретать подводную лодку, если уже есть пароход... Для чего забираться к центру земли, когда ученым достаточно работы и на ее поверхности. Не проще ли купить билет и проехаться до Гавра или Лиссабона.

- Нет, Леон, это скучно, - говорил Жюль. - Меня интересуют люди и их мечты. На днях мама сказала мне: "Ты с луны упал, что ли!" А я ей ответил: "Погоди, лет через двести, а может быть, и раньше, родная мать такого же Жюля уже не скажет так, потому что она сама будет летать на Луну для того, чтобы скинуть с себя лишний жир. Ведь на Луне не ходят, а прыгают!"

Фантазия, польщенная молчаливым восхищением Леона Манэ, безудержно заработала.

- Я сам придумаю человека, который сумеет объехать вокруг света в... ну, в сто дней! - сказал Жюль.

- Это невозможно, - возразил Леон Манэ.

- Все возможно, когда человек захочет, - упрямо проговорил Жюль. - Сто дней, не больше!

- Сто пятьдесят, - поправил Леон Манэ.

- Приходи ко мне, и я покажу тебе на моем глобусе маршрут кругосветного путешествия, - сказал Жюль.

-Ты начитался Фенимора Купера, - рассмеялся Леон Манэ.

- Фенимор Купер ходит по земле и видит индейцев, - сказал Жюль. - Это очень интересно, но это не мечты, это то, что есть. Я хочу, чтобы были мечты, чтобы было то, чего еще нет.

- Ну, и пусть всё это будет, - махнув рукой, сказал Леон Манэ. Мечты... У наших родителей совсем другие мечты. Мой отец, например, мечтает о том, чтобы я ехал в Париж и стал юристом.

- Мой тоже, - улыбнувшись, произнес Жюль. - Поедем вместе, Леон! В Париже, наверное, интересно. Только я не буду юристом. Не хочу. Скучно. Наш де Ляфосс в беседе моим отцом заявил, что из меня выйдет канатоходец. Честное слово, - так и сказал: канатоходец. Мой отец расхохотался. Он хохотал весь день.

-Тебя наказывают? - спросил Леон Манэ.

- Очень редко. И очень нестрого. Лишают карманных денег, не берут в театр...

- Это, по-твоему, нестрого?

- Да, нестрого потому, что разрешают мне посещать театр и одному, без сопровождения папы и мамы. Ну, а карманные деньги... это пустяки, карманные деньги. Когда у меня нет денег, я чувствую себя даже лучше: можно сидеть дома и мечтать. Послушай, Леон, оставь меня! Мне очень хочется побыть одному.

Едва Леон Манэ ушел, как Жюль вскочил со своего чугунного сиденья и побежал на большую пристань. Нарядные мужчины и женщины стояли и сидели у конторки с весами, под гигантскими зонтиками наружного кафе. Ожидали прибытия "Русалки" с грузом из Лиссабона. Владелец судна, его жена и дочь сидели в плетеных креслах и ежеминутно подносили к глазам подзорную трубу. "Русалка" уже дымила подле кромки горизонта.

Жюль пробежал по гранитному настилу набережной, заглянул в портовую кондитерскую, где иностранные моряки пили кофе и лакомились мороженым, и кофе и мороженое сдабривая добрыми порциями рома, который они тянули | прямо из горлышка высоких, узких бутылок.

Жюль и здесь, видимо, не нашел того, кто ему был нужен. Он заглянул в матросскую лавочку, где продавали табак, мыло, игральные карты и костяные шахматы. Ученый попугай в огромной круглой клетке, стоявший на полу, пожелал счастливого пути, когда Жюль вышел из лавки. Женский голосок окликнул его:

- Жюль! Куда ты бежишь? Я здесь!

Жюль обернулся и замер на месте. Тоненькая, высокая - выше Жюля на полголовы - длиннокосая девушка с большими глазами порывисто кинулась к нему и капризно произнесла:

- Это называется ровно в два часа!..

- Здравствуй, Жанна! - обрадованно сказал Жюль и обнял ее за талию. Он, наверное, поцеловал бы ее, если бы она не отстранилась от него, но не с испугом, а с кокетливым лукавством. Большие глаза ее стали еще больше. Жюль взволнованно произнес:

Ты все еще считаешь меня маленьким! Это хорошо только в том случае, если бы ты меня поцеловала. Маленьких при встрече целуют, Жанна!

И он потянулся к ней, но она с веселым, звонким смехом откинула голову и сказала: