Array Коллектив авторов - Королевский двор в Англии XV–XVII веков

Поэтому вся нижняя часть арки посвящена тому, что горожане могут предложить в благодарность за благодеяния монархии. Программа елизаветинского въезда перевернута. Теперь уже моделируется поведение не монарха, а горожан; если дидактика и присутствует, то она направлена на подданных, а не на Якова I. Он должен просто править, просто являть себя народу – это главное благодеяние, и само присутствие монарха и его Божественной Мудрости преобразует город в Новую Трою, устанавливает «золотой ве» и дарит счастье, радость, изобилие, мир, защиту от врагов.

Кроме того, подчеркивалась роль Якова как примирителя и его легитимность– алые и белые розы на шлеме Искренней Любви были не только символами простоты и любви, но и предшествующих династий.

Очень важна имперская тема, показанная уже в этой сцене и активно развивавшаяся и во время этой процессии, и во время всего дальнейшего правления. Идея стюартовской империи была сформирована Яковом I еще в Шотландии [1169]. Он представал в виде римского императора на монетах [1170]. Но наибольшую роль в распространении имперского образа играли процессии и придворный театр. Британская Монархия в этой сцене держит в руках глобус, что почти точно повторяет упоминавшийся выше образ Триумфа Солнца с арки Константина. Солярная метафора усиливалась шлемом Бдительности – подсолнух стал одной из метафор, конструирующих яковитский миф. Так, во время большого выезда в Шотландию 24 июня при въезде в Пейсли король слушал речь, в которой он представлялся в виде Феба, а Англия и Шотландия в виде двух возлюбленных этого античного бога – Клитии (Шотландия) и Левкотои (Англия). В отличие от трагичной развязки античного мифа, новый Феб может сиять и той и другой, и обе леди станут одним– они превратятся в цветок Heliotropion [1171].

Сам Яков был абсолютно спокоен, неподвижен во время этой процессии, что елизаветинцы пытались представить как безразличие. Однако это было повторение поведения римских императоров в описании Аммиана Марцеллина или подражавшего им Генриха V. Наиболее последовательно развивая метафору земного бога для своих подданных, Яков выбирал и соответственную модель поведения: бог принимает верность и подношения своих людей как должное, он не должен бурно благодарить за них.

На Грейсчерч-стрит свою арку поставили итальянские купцы. По словам Деккера, «никогда еще Грейс-стрит не была так достойна своего имени, как в этот день» [1172]. Арка была восемнадцати футов в основании и двадцати семи в высоту, с четырьмя большими колоннами. Щитодержатели воплощали двух основателей династии – над единорогом была надпись «Henrici VII Abnep.», а над львом – «Jacobi Regi Magn.» Под этим щитом сидел Генрих VII, вручавший конному Якову скипетр. Под этой сценой была надпись «Hic vir, hic est » [1173]. Таким образом наглядно демонстрировалась преемственность династий и связь между двумя основателями и мирными королями. Яков превращался в нового Генриха VII.

Справа от центральной сцены восседал Мир, слева – два диких человека, «ожидающих прихода Солнца Новой Трои», то есть Якова I. На арке также была надпись «Посмотри на обратную сторону» На ней новый монарх приветствовался как «Царь многих народов, чье царство радует народы, повелевает детьми Марса и славит Муз». Над этим восседал Аполлон, вокруг которого располагались его инсигнии – сфера, книга, кадуцей, октаэдр и другие. В правой руке он держал арфу, а в левой скипетр, которым указывал на поэму, воспевающую битву при Лепанто, написанную Его Величеством [1174].

Образ Аполлона позволял не только усилить солнечную метафору, в которой Феб-Аполлон становился Солнцем Разума, неоплатоническим центром мира (согласно Фичино и Копернику), но и связать этот ренессансный образ с Христом, согласно фичиновской конструкции мира. Кроме того, образ Аполлона был также и британским, поскольку, согласно Гальфреду Монмутскому, в Тройнованте, Новой Трое Брута, был храм Аполлона [1175]. Наконец, Феб-Аполлон как брат Дианы, излюбленного символического образа елизаветинского культа, позволял выстроить связь двух династий и доказать легитимность Якова. Однако важнейшим был образ солнечного бога, и именно как британский солнечный бог принимал Яков I эпифанию. Как писал автор XVII в. Роберт Фладд, «Солнце Макрокосма, его достоинство и совершенство легко распознается в том, как царственный Феб сидит в своей колеснице в самом центре Небес, сияя золотыми волосами, как единственный видимый Император, держащий царственный скипетр и правящий миром, в котором все достоинства небесных тел и существуют» [1176]. На политическом уровне идея Солнечного императора Аполлона воплощалась в теории, которую условно можно назвать «политическим коперникианством», формирующим образ Вселенной, в центре которой расположен «король-солнце», а аристократы – его планеты. При этом планеты не имеют собственного света, но сияют отраженным светом монарха, вокруг которого и вращаются каждый на своей орбите.