Елена Игнатова - Загадки Петербурга II. Город трех революций

Собрание войскового комитета продолжалось шесть часов, и наконец, после шумных споров и взаимных уступок договор о мире был составлен. Дыбенко вспоминал, что он намеренно тянул время: «Нужно, с одной стороны, выиграть время до подхода отряда моряков, чтобы Гатчину захватить врасплох, с другой — без промедления, до прибытия ударников, захватить Керенского». С Керенским дело сорвалось, зато остальное вышло как нельзя лучше: едва переговоры завершились, к гатчинской заставе подошел Финляндский полк под белым флагом, но в боевом порядке и с артиллерией. Делегаты большевиков заявили, что им надо сообщить о заключенном мире в Смольный, и немедленно уехали в Петроград, а казаки почти сразу поняли, что они обмануты. Вечером Краснов сообщал в штаб Северного фронта: «Настроение очень тревожное… Отношения с большевицкими войсками полны взаимного недоверия. Мы ими окружены и стоим под охраной двойных караулов — наших и их… Сейчас солдаты обезоруживают казаков». Краснова и его офицеров арестовали и увезли для допросов в Петроград, но вскоре освободили. А в то время как в Гатчине разоружали и арестовывали, вызванное подкрепление с фронта уже прибыло в Псков; по донесению в ставку, там 1 ноября «с часу дня прошли первые эшелоны 3-й Финляндской дивизии и 35-й из 17 корпуса». К вечеру в Псков прибыл ударный батальон, ему пришлось задержаться, чтобы разогнать местный ВРК, но «батальон объявил, что он это поручение исполнит, прося, по возможности, отпустить их в Гатчину 2 ноября ночью». Однако помощь, как известно, запоздала.

В первые недели после переворота политическая жизнь Петрограда представляла странную картину разброда, в котором различные интересы и силы как бы нейтрализовали друг друга, и в этом хаотическом движении разнородных частиц существовало одно твердое ядро — большевистская партия и ее вожди. Их фанатическая решимость и воля притягивали многих. Сразу после переворота в столице стали появляться латышские стрелки, которые дезертировали с фронта, они пробирались в Петроград группами и поодиночке, и вскоре отряды латышей, а не матросы станут главной опорой большевиков. Зато идущие с фронта воинские части при приближении к Петрограду словно попадали в полосу мертвой зыби, эшелоны «растянулись по линии железной дороги от Могилева до Луги, застряв частями по промежуточным станциям». Первый батальон ударников прибыл в Лугу и направил делегацию в Смольный с заявлением, что войска вот-вот войдут в столицу и ликвидируют Военно-революционный комитет, однако после переговоров делегаты вернулись в Лугу «с целью убедить свои части ехать на позиции»!

В эти дни Ленин и его окружение раздавали самые невыполнимые обещания, лгали, маневрировали, или, по словам Троцкого, «импровизировали», — первых делегатов из Луги убедили не начинать братоубийственную бойню, а другую делегацию, возмущенную призывом «братания» с немцами, заверили, что теперь большевики за войну до победного конца. Одновременно в стоявшие на подступах к Петрограду войска были направлены агитаторы. В Луге их едва не прибили, но постепенно, по свидетельству историка С. П. Мельгунова, «агитаторы сделали свое дело и направили застрявших стрелков на грабежи в имениях». Власть большевиков смогла удержаться лишь благодаря разложению армии, над которым после Февральской революции много потрудились их предшественники из либералов и демократов. Достаточно вспомнить изданный 2 марта 1917 года ЦИК Петроградского совета рабочих и крестьянских депутатов «Приказ № 1», передававший власть в армейских частях «выборным комитетам представителей от нижних чинов», причем «всякого рода оружие должно находиться в распоряжении этих комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам». Такие постановления были направлены на разложение и фактическую ликвидацию армии, и большевики лишь воспользовались их плодами.

Между тем влиятельные левые партии были заняты поиском компромисса с переворотчиками. «Переговоры, — писал С. П. Мельгунов, — интересовали лидеров господствующих партий революционной демократии гораздо больше, нежели непосредственная ближайшая судьба отряда Керенского. При переговорах они чувствовали себя в привычной сфере политического торга, под знаменем которого проходила их практическая деятельность в эпоху Временного правительства. Вооруженная борьба с большевиками в их сознании, в сущности, была уже перевернутой страницей». Эта, по циничному выражению Ленина, «болтовня и каша» завершилась 14 ноября соглашением большевиков с левыми эсерами, а еще через три дня — соглашением с меньшевиками о союзе и создании общего правительства. Соглашения 14 и 17 ноября стали решающей политической победой большевиков, потому что таким образом их власть получила влиятельных союзников и приобретала видимость законности. Этот союз не продержался и года, а «в 1919 году была посажена вся досягаемая часть эсеровского ЦК — и досидела в Бутырках до своего процесса в 1922». В том же 1919-м видный чекист Лацис писал о меньшевиках: «Такие люди нам больше, чем мешают. Мы их сажаем в укромное местечко, в Бутырки, и заставляем отсиживаться, пока не кончится борьба труда с капиталом», — читаем в первой книге «Архипелага Гулаг» А. И. Солженицына. Юная большевистская власть разобралась с бывшими союзниками, не дожидаясь окончания борьбы труда с капиталом.