Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Договор этот подписал, в качестве войскового писаря, уже не Богдан Хмельницкий (как Боровицкое обязательство), а какой-то Мартын Незнанский. Богдан Хмельницкий на сей раз держал сторону панскую, и вместе с панами карал таких людей, каким в прошлом году был сам и каким через десять лет сделался опять.

Июля 29 походные ксендзы пели в панском стане Te Deum laudamus. [61] Тебе Бога хвалим. Казаки молились Богу без попа, так как у них попу не было места ни в походах, ни в кошах. Загремели в обоих становищах торжественные пушки, началось общее пиршество и взаимное угощение, хотя ни той, ни другой стороне радоваться было нечему. Казаки оставались по-прежнему в ограниченном числе, которому «длинная» королевская сабля смело могла предписывать законы; а паны потеряли на устье Старца больше мужественных ветеранов, нежели в войне с Густавом Адольфом.

Теперь свободно расхаживали соратники Гуни по становищу Потоцкого, а паны — по казацким окопам. «Дивился не один инженер» (говорит автор походного дневника) «трудам и изобретательности грубого хлопа, осматривая валы, шанцы, батареи и куртины. Хотя бы коронное войско и проникло в казацкие рвы, валы, привалки и дубовые частоколы, но еще больших сил нужно было бы на то, чтобы взять казаков приступом среди их окопов».

И однакож казаки были побеждены. Не превосходство коронного войска, не изнеможение сил и не голод одолели их: одолела их малорусская неурядица, происходившая от ревнивого чувства личной свободы, — чувства, воспитавшего весь так называемый казацкий народ, эту сбродную нацию утикачей; одолела их взаимная недоверчивость между голотою и людьми зажиточными, между войсковою чернью и старшиною. Казаки были не способны ни к строению, ни к разрушению государства. Строить государство могли они только под стягом собирателей Русской земли, разрушать — только под бунчуком Чингисхановичей.

Июля 30 казаки получили дозволение разойтись по своим домам, с тем чтобы, в назначенное время, собраться на раду в Каневе, как тем, которые воевали под знаменами правительства, так и тем, которые сражались за приводом запорожской вольницы. На этой раде казаки должны были выбрать из среды себя послов к королю, а пока воротятся послы, сделать новую реестровку.

Не у всех казаков были теперь дома и пристановища. Не только хутора и села, целые города исчезли, переходя от панских ополчений к запорожским и обратно. Казаки-зимовчаки поневоле превратились теперь в бесхатников, казаки-дуки — в нетяг. Оббившиеся, точно кремень, серомахи не все пошли в броварники, давинники, будники, не все искали рабочего куска хлеба в панских и королевских селах. Большею частью разбрелись они по «низовым речкам, Днепровым помощницам», на рыбные и звериные промыслы, от которых был один только шаг до промысла добычного. Многие очутились на Дону; другие бежали в московскую Белогородчину и Северщину; а некоторые — даже в Крым, на Буджаки и в Добруджу.

К панам вернулись немногие из охотников до лежачего хлеба, выписчиков, потому что у панов ожидала их та самая работа и та зависимость, от которых они уходили все в крайние и крайние осады. Страна заметно опустела. Множество ланов оставалось незасеянными, так как оказаченные поселяне с осени 1637 года готовились к жатве иного рода. Дороговизна возле Киева и на Заднеприи была неслыханная. Маца (4 четверика) жита продавалось на рынке по 40 злотых. Промыслы и торговля были приостановлены, так что даже соль добывалась только из-за московского рубежа. Сельское хозяйство пришло в такой упадок, что Николай Потоцкий, зимою 1638 года, не находил способов прокормить людей и лошадей во время переездов для обозначения границ казацким поселениям.

При таких обстоятельствах, оба коронные гетмана не знали, куда им деваться с квартяным и иноземным войском; переводили его с одного места на другое, разоряя до остатка королевские и мимоходом шляхетские имения. В Подолии был такой же голод, как и в Украине, хотя там и не стояло коронное войско; а вывести его из украинских провинций значило бы — нарушить недавно составленный план обеспечения Речи Посполитой со стороны границ, и рисковать новым казацким бунтом.

Счеты у казаков с панами жолнерами никогда не могли быть кончены. Заключало мировую с Потоцким покоренное войско; заставляло казаков присягать отчаявшееся в успехе товарищество. Но из окопов при устье Старца разошлось много людей с неутомимою жаждою мщения за дела, которые оправдываются государственным правом, но которых не признавала правыми казатчина, выработавшая себе юрисдикцию антигосударственную и антиобщественную — разбойную. Во время осадного сиденья на Суле под Жовнином, эти люди находили дикое наслаждение в том, чтобы добывать убитых шляхтичей из могил и издеваться над их трупами. Легко вообразить, на что они были способны и готовы при благоприятных обстоятельствах. А паны жолнеры, с своей стороны, были не такие воины, чтобы, после всего прошлого, не давать казакам новых поводов к волнениям.