Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Реестровые казаки, составлявшие Павлюкову конницу, знали, что с Потоцким не легко будет управиться, и держались поодаль. Знал от них, без сомнения, и сам Павлюк, что главные неприятельские силы стоят перед ним, но раздумывать было поздно: предводимая им орда могла сломить Потоцкого только первым напором. «А чи далеко пан гетьман ночуватиме?» (кричали передовые бойцы его, размахивая значками). «Лащику, Лащику!» (грозили другие), «побіжиш ти до хащику» (то-есть: спрячешься в густых кустах).

Но уже гремели с разных сторон пушки. Уже немецкая пехота открыла так называемый нидерландский бой, и тот самый Лащ, который бежал, огрызаясь перед казаками, точно волк перед собаками, ломился теперь, как медведь, в казацкий табор, на челе своих панцирных рот.

Военное искусство Потоцкого оказалось гибельным для павлюковцев, рассчитывавших на свое многолюдство. Реестровики, наблюдавшие бой издали, бежали в самом его начале. Но Потоцкий напрасно ждал, что выписчики, очутясь под огнем и железом, точно в адской кузнице, попросят пощады. «Это хлопство было так ожесточено (писал он в своей реляции), что мы только и слышали выражение их решимости лечь одному на другом; а когда кто из наших падал с коня, они бросались на него, и рвали труп на куски, пока мы не покрывали его грудою казацких трупов».

Таков был результат сочиненных Павлюками да Гудзанами вестей о разорении церквей православных, об истреблении по селам жен и детей казацких. Углубляясь в таинственный казацкий край, Потоцкий даровал жизнь всем пойманным «языкам», не тронул ни одного казацкого жилища, а приводимые к нему встречные попы, ободренные подарками, свидетельствовали на расспросах, что казаки не терпят их присутствия в своих кошах и таборах. Но люди, видавшие разорение католических костелов и участвовавшие в избиении ксендзов, твердили с умыслом, что войско, предводимое Конецпольскими да Потоцкими, вырезывает прихожан до ноги вместе с их священниками, выдавливает женщинам деревом груди, варит казацких детей в котлах, а когда схватит обманом казацких вождей, то сожигает их в присутствии сенаторов среди Варшавы, пригвоздивши к смоляным доскам, ломает на руках и ногах кости, тянет колесом жилы и распинаемых таким образом борцов за православие бьет по лицу грудью, отрезанною тут же у жены.

Самая зверская битва кипела под Кумейками от полудня до ночи. Но обезумленные запорожцами выписчики гибли напрасно. Перед вечером, в самый критический момент, когда один еще час упорного боя стоил бы, может быть, Лащам и Потоцким бесславной гибели, Павлюк и главные сообщники его исчезли незаметно со сцены кровавых подвигов, как и реестровая конница. Но и после бегства вождей, мужья и отцы мнимо истребленных женщин и детей, поклонники мнимо поруганных святилищ, защитники тех сил, которые будут вырезаны до ноги, и тех людей, которых отдадут неверным в неволю, продолжали сражаться, — нет, они продолжали гибнуть! Они, к прискорбию, и, может быть, к ужасу панов, валились кучами одни на других.

В это время из толпы добычников выдвинулся дикий талант, блистательно поддержавший низкое по средствам и целям, но геройское по решимости дело Павлюка и Скидана. Некто Дмитрий Томаш е вич Гуня [56] Слово гуня — синоним слова кобеняк. сумел во время крушения казацкого табора, состоявшего из многих тысяч возов, устроить позади бойни другой возовой табор, вооруженный двумя пушками. Гоня в сумерках рассеянное наконец полчище выписчиков, жолнеры Потоцкого наткнулись на новый вагенбург, так же крепко сцепленный, как и тот, который стоил им потери множества храбрых воинов. Его окружили со всех сторон и до поздней ночи стреляли из пушек, от чего казаки, по словам очевидцев, переворачивались, точно в кипящем котле. Оставалось только дождаться утра, чтоб истребить остаток павлюковцев. Но Гуня, как бы волшебством, как бы прославленным характ ерством запорожским, провел казаков своих между оцепивших его ведетов, и исчез, не покинув позади себя не только пушек, но и ни одного целого воза.

Потоцкий напрягал последние силы своего изнуренного и перекалеченного войска, чтобы не дать казакам уйти за Пороги, или переправиться с русского берега Днепра на татарский. К его счастью, широкая река покрылась плавучим льдом, и не представляла беглецам никакой возможности спастись от преследования.

Павлюк и Скидан заперлись, вместе с характерником Гунею, в местечке Боровице. Потоцкий прискакал сюда по свежим следам выписчиков. Начали готовиться к приступу. Закипели мелкие битвы. Казаки были всё еще опасны в виду Днепра, который мог в одну морозную ночь сделаться мостом для соединения павлюковцев со скидановцами. Слышно было, будто бы на Заднеприе перебрался как-то киевский полковник Кизим с сыном. В довершение беспокойства кумейских победителей, Гуня и Скидан умудрились ночью пробиться сквозь блокаду.