Софи Аскиноф - Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины

В это время прихожане церкви Сен-Луи старались сохранить динамизм, необходимый для консолидации новообразованной общины. Они выразили желание построить при церкви дом, позволяющий открыть в нем школу и иметь зал для собраний. Однако главной проблемой для них оставалось финансирование. В июне 1791 года им удалось приобрести лишь небольшой участок земли вокруг церкви. И хотя он и мал, это был только первый шаг. Главное – начать, а потом понемногу. Но с началом Французской революции общине пришлось пережить волнения: Екатерина II неодобрительно относилась к тому, что некоторые французы, такие как, например, книготорговец Куртенер, распространяли в ее стране революционные идеи. Этот последний, говорят, продавал последние номера газеты Камиля Демулена «Революция во Франции и Брабанте», а также эстампы с видами Бастилии и политические памфлеты! Ответ царицы был быстрым. В 1793 году они приняла целый ряд репрессивных мер, значительно дестабилизировавших французскую общину Москвы. Первой из этих мер стал указ от 8 февраля 1793 года, который приостановил действие торгового договора 1786 года 72, выслал французских дипломатов и предписал всем нашим соотечественникам принести присягу на верность Российской империи. В это же самое время церковь Святого Людовика утратила свой «французский» характер, и тем самым временно прекратилось разделение с церковью Святых Петра и Павла, совершенное во имя национальной идентичности. Наконец, кюре, аббат Пем де Матиньикур, был выслан из России. Причина, помимо отказа принести присягу, ясно изложена московским губернатором князем A. A. Прозоровским. В одном из своих писем от писал о французском приходе: «Я вновь делюсь с Вами моими выводами: аббат Матиньикур посвящал молитвам не все свое время, но стремился к удовлетворению своих амбиций, а также для других дурных целей, для этого он и стремился собрать в одном месте весь французский сброд. Наилучшим способом для этого он счел собрать их вокруг церкви под предлогом восстановления католической веры, в чем за ним будто бы последовала колония, как он ее именует, каковой он руководил и управлял; эта церковь никогда не соблюдала необходимых приличий; на ее территории был открыт так называемый пансион, предлагавший ночлег, напитки, кофе и чай, где каждый мог прийти почитать газеты и журналы, а также вести политические разговоры, так что она больше напоминала харчевню или меблированные комнаты, нежели дом Божий» 73. Этот текст имел огромное значение, так как само слово «колония», употребленное в нем, показывало, насколько французская община казалась сплоченной, солидарной и вместе с тем опасной для самодержавной власти, тем более в революционную пору! Как писал в свою очередь русский историк В. Ржеутский, приход Сен-Луи-де-Франсэ служил «эпицентром» французских эмигрантов. Конечно, на следующий день после издания указа 1793 года «колония» потеряла свою силу и свою идентичность; сокращение числа крещений, проведенных в Сен-Луи, и одновременное увеличение их в церкви Святых Петра и Павла подчеркнули это. Теперь многие французские семьи предпочитали ассимилироваться в России, как, например, Деласали, и дистанцироваться от французской колонии. Однако по завершении революционного кризиса вновь возникло желание укрепить узы идентичности. Связующим элементом этого являлось экономическое и торговое преуспеяние французов, заметное в самом центре Москвы, вокруг Кузнецкого моста. Гордые и солидарные, московские французы старались оставаться французами, устанавливая вместе с тем более сердечные отношения с русскими.

И грядущее подтвердило их правоту. Маленькая церковь Сен-Луи-де-Франсэ была лишь ядром будущего островка французской общины, которому суждено было большое развитие. «Прошло тринадцать лет, 1791 по 1804, – рассказывал много позднее вице-консул Франции, г-н Соланж-Бертен, – которые приход Сен-Луи в Москве прожил мирно и в безвестности, очевидно, втайне оплакивая беды, а затем молча восхищаясь славой родины-матери. Финансы еще долго были расстроены вследствие усилий, предпринятых, чтобы эта церковь появилась. В 1802 году долг составлял девять тысяч рублей ассигнациями, поэтому пришлось повысить плату за совершение венчаний и отпеваний» 74. Несмотря на финансовые трудности, французский приход худо-бедно пережил период Французской революции, надеясь на лучшие времена. Основание прихода Сен-Луи-де-Франсэ определенно являлось важнейшим моментом истории французской колонии в Москве, поскольку способствовало тому, что она по-настоящему структурировалась. Также приход являлся и ее ориентиром и укреплял связи между людьми, в чем очень нуждались некоторые члены общины в тот момент, когда революция изгнала из страны большое количество их соотечественников. Как писал Ж.-M. Шопен об иностранцах, «язык, обычаи, нравы, суждения сближают их, и каждый окружает себя теми, кто может напомнить ему родину» 75. Приход Сен-Луи-де-Франсэ оставался цементом, скрепляющим эту колонию, позволяющим ей выжить, несмотря на предстоящие драмы.