Петр Вяземский - Несколько слов на замечания г. Арцыбашева, перепечатанные в 19 и 20 нумерах «Московского вестника» 1828 года

Читая замечания г. Арцыбашева на Историю Российского государства, присланные в Москву из Цивильска, я тотчас вспомнил следующие строки незабвенного Карамзина, из его «Писем русского путешественника»: «Слава, – говорит он, – подобно розе любви, имеет свое терние, свои обманы и муки. Многие ли бывали ею счастливы? Первый звук ее возбуждает гидру зависти и злословия, которые будут шипеть за вами до гробовой доски и на самую могилу вашу еще излиют яд свой!» – Так думал молодой мудрец посреди Виндзорского парка, и событие оправдало истину слов его. Карамзин уже во гробе. Словесность наша осиротела в полном значении слова: ибо мы лишились учителя в усовершенствовании отечественного языка. Она осиротела: ибо мы лишились писателя, оживлявшего наше умственное бытие прелестию и вместе силою слога своего, вливавшего в сердца наши надежду, что и под небом хладного севера могут благоухать цветы воображения, что для деятельности ума нигде нет преграды. Она осиротела: ибо мы лишились писателя-патриота: двенадцать лет в безмолвии кабинета открывавшего и разбиравшего свидетельства о нашей древней славе, о нашем древнем гражданском существовании. Но Карамзин едва сошел с земного поприща, и уже некоторые из братии, земляков его, посягают затмить славу его, умалить его заслуги [1] Нет, слава Карамзина неприкосновенна: до тех пор как будут уметь говорить по-русски, имя его будет произносимо с достодолжным почтением. – Не думаю даже, чтобы при жизни его зависть внушала кому-нибудь нападения на него. – Как будто бы нельзя иметь, положим, несправедливого мнения без умысла! В чем согласились люди безусловно? Гете, например, одни превозносят до небес в Германии и России, другие низвергают в преисподняя, впрочем, без всякой зависти. Терпимость! Терпимость! Когда ты воцаришься в литературном мире? (Прим. М. П. Погодина.) . Но великие подвиги вне времени, а потому и памятники их неприступны для ржавщины: и тля и червь гибнут в атмосфере, окружающей прах незабвенного по таланту и добродетели [2] О чем же беспокоитесь вы, М‹илостивый› Г‹осударь›? (Прим. М. П. Погодина.) .

Кто же такой г. Арцыбашев? известен ли он чем-либо в кругу литераторов? мне он известен только по критическим выходкам на Историю Российского государства, помещенным в «Казанском Вестнике», а ныне вторично печатаемым и в «Московском», и по «Приступу к повести о русских», изданному еще в 1811 году [3] Это вам, М‹илостивый› Г‹осударь›, прочим г. Арцыбашев известен своими рассуждениями о свойствах царя Иоанна Васильевича Грозного, о степени доверия сочинению князя Курбского, – историческими своими отрывками: два съезда князей, Изяслав II, уничижение Киева, Игорь, Дмитрий Донской, Ярослав, взятие Казани. – Приступ к повести о русских издан уже семнадцать лет тому назад. . Что же это за приступ к повести о русских? книжечка, составленная 1-е) из показания немногих книг, означенных в сокращении, на которые автор ссылается; 2-е) из собственного Приступа к повести о русских, состоящего из одной главы [4] Как ниже увидим, г. Арцыбашев винит историографа и за то, что он историю разделил на главы, а г. Арцыбашев приступ свой разделил на одну только главу: это не безделица! (Прим. П. А. Вяземского.) с длинным содержанием; 3-е) из примечаний и объяснений на сию одну главу; 4-е) из прибавления к самым примечаниям и к самой главе, первой и последней; 5-е) из прибавления к рассуждению знатока несколько своих умствований, как ни мало надежны они. Здесь автор (по собственному сознанию его на странице 202) бродит во тьме, и слабый луч света сквозь самую узкую расщелину мелькающий, заставляет уже его собою пользоваться [5] Это собственные слова г. Арцыбашева и мы выписываем их как редкий образчик напыщенного слога, в котором он укоряет историографа. (Прим. П. А. Вяземского.) . Но вы подумаете, что тем уже и кончилась эта книжечка? Нет. Еще есть прибавление без всякого означения, с тою только разницею, что первое из непоименованных прибавлений отмечено толстою типографскою чертою, а другое тоненькою черточкою; в заключении по обычаю поставлено: конец.

Из выписанного нами оглавления сочиненной г. Арцыбашевым книги, можно уже догадаться и о слоге и о логике и о степени учености цивильского автора; но для любопытного читателя выпишем из первой страницы вступления [6] Я опустил: самый приступ г. Арцыбашева к истории, кроме многих прибавлений, имеет еще вступление; вот как он многоглаголив даже при приступе к повести, которой и доселе нет! (Прим. П. А. Вяземского.)