Софи Аскиноф - Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины

Дипломат действительно предпринимал все необходимые для этого шаги и, благодаря своему статусу посла, рассчитывал добиться цели, то есть отправить ребенка во Францию и, как и предыдущих, воспитать там в королевском приюте. Ибо, как он говорил сам, «я не могу свыкнуться с мыслью, что француз может стать рабом без надежды вернуть свободу». Он пользовался своим положением, чтобы попросить о возвращении на родину старых солдат-дезертиров, живущих в полной нищете и, конечно, не имеющих средств оплатить дорогу до Франции. Но насколько чрезвычайна ситуация, описанная послом? Не преувеличивал ли он степень ее тяжести? Каким бы ни было реальное положение вещей, все свидетельства той эпохи согласны в том, что хотя Москва и являлась динамично развивающимся в экономическом и торговом плане городом, в ней очень высок был уровень нищеты. Это обратная сторона медали успеха. Процветание усиливает бедность и нестабильность. В 1777 году некий Бушан, производитель чулок, заявил, что приютил в своем доме двух подобранных им детей-французов 46.

Если детей, французских или других национальностей, не брали в приемные семьи, их определяли в Воспитательный дом 47, созданный в самом начале царствования Екатерины II в 1763 году. Такое учреждение в Москве было устроено неким Бецким, приближенным царицы, для маленьких девочек – сирот и подкидышей 48. Дети там воспитывались на казенные средства и пожертвования частных лиц, в соответствии с принципами Руссо и с целью впоследствии выдать их замуж. Они даже могли, выходя замуж за крепостного, добиться для него вольной. Сначала в это заведение приняли три тысячи детей, но число их постоянно росло. В 1788–1789 годах их, по словам француза П.-Н. Шантро, было около восьми тысяч 49. Ситуация тревожная, пусть даже проблема затрагивала не только французских детей. Москва – город контрастов, как и всякий город, но, возможно, в еще большей степени, чем прочие. Путешественник Фортиа де Пиль отмечал: «Повсюду вы замечаете тот же контраст роскоши и нищеты, изобилия и нужды.» 50

Однако многим иностранцам, обосновавшимся в Москве, удавалось вырваться из бедности. Русские всегда славились своим гостеприимством и щедростью.

Столица Московии имела свои преимущества, которые требовалось научиться использовать. Когда надежда соединяется со смелостью и упорством, это приносит хорошие результаты, тем более что московские французы отличались от петербургских своим внутренним настроем. Шевалье де Корберон, дипломат и очень наблюдательный человек, это понял очень хорошо: «В Москве они более сплочены и более азиаты. В Петербурге живет больше иностранцев, они чаще общаются с местными, их чаще принимают. Но, что весьма странно, они почти не общаются между собой. Каждый дом имеет свой круг общения и держится несколько особняком; вы не увидите здесь, даже в самых богатых домах, столь обычного для Франции потока входящих и выходящих людей» 51. В Москве же солидарность между изгнанниками была довольно сильна, хотя при этом не стоит забывать, что занятия каждого оставались его личным делом.

Французы, более или менее давно обосновавшиеся в Москве, в конце XVIII века стали свидетелями двух мощных волн миграции, различных по своему составу и целям. Если некоторые изгнанники – переселенцы из сельскохозяйственных колоний, то другие являлись жертвами Французской революции. Именно эти вновь прибывшие мужчины и женщины, несмотря на все существующие между ними различия, создали настоящую французскую колонию в Москве. Своим личным вкладом и своей верой в человека они доказали возможность создания общины, достойной этого названия. Они дали тело и душу французской колонии в Москве, той самой, на долю которой через несколько лет выпали тяжкие испытания 1812 года.

Сельские жители, прибывавшие в Москву часто целыми семьями, стали жертвами политики просвещенного абсолютизма, проводившейся в России Екатериной II в конце XVIII века. Царица, будучи действительно просвещенным деспотом, начала проводить в своей державе масштабную политику колонизации и централизации, выражающуюся, с одной стороны, в стремлении более полно эксплуатировать богатства страны, а с другой – лучше контролировать ее территорию. Однако по всей империи существовали пустующие земли, чьи неиспользуемые богатства привлекали пристальное внимание враждебно настроенных соседей (Польши, Османской империи), к тому же местные элементы часто устраивали там бунты. Поэтому Екатерина II решила, по примеру Пруссии и Испании, начать внутреннюю сельскохозяйственную колонизацию, которая усилила бы ее власть. Для нее речь шла о создании в целинных районах ex nihilo [4] городов, жителями которых стали бы переселенные туда российские подданные либо иностранцы.