Пантелеймон Кулиш - Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце

К несчастью для Польши, все это разгорелось на давно подготовленном зле, на угнетении поселян. Страсть к роскоши, обуявшая тогда польское дворянство, и жадность к прибытку ввели в обычай вредное арендаторство. Живя в столице и в больших великопольских городах, владельцы земель, заселенных русинами, отдавали их на откуп жидам и мелкой шляхте [53], передавая им, вместе с арендою, свое неограниченное право суда и расправы над крестьянами. Зло долго было терпимо беззащитными поселянами, но, когда арендаторы посягнули и на казацкие земли, прилежащие к помещичьим и рассеянные между ними, а правительство, или лучше сказать аристократы, его составлявшие, стали ограничивать число казаков, уничтожать права их и многих обращать в состояние слуг и поселян, — казаки соединили свои религиозные, поземельные и общинные интересы с интересами крестьян, вербовали между ними себе тайных сообщников, снабжая их оружием и военными припасами, везде распространяли свой непокорный дух и наконец, провозглашая себя защитниками веры против католиков и вместе защитниками угнетенных поселян против дворянства, завязали с этими двумя составами польской нации знаменитую казацкую войну, тянувшуюся полвека и кончившуюся ослаблением некогда сильной польской державы и перевесом над нею государства Московского.

В данную эпоху эта война была в самом начале. Первая попытка казаков к борьбе с католиками и дворянами, под предводительством гетмана Косинского, природного дворянина, наделала много бед их противникам, но Косинский пал в битве, и войско его рассеялось. Это было в 1594 году. Скоро явился у казаков новый предводитель, Наливайко, человек низкого происхождения, но высокий духом, как об этом свидетельствуют сложенные про него песни, незамолкнувшие до наших дней. Война с ним дорого обошлась противникам: казаки выиграли кровавую битву под Чигирином и долго были грозою для республики; наконец дворянская партия восторжествовала. Теснимые со всех сторон ополчениями противников, казаки окопались на левой стороне Днепра, под Лубнами, долго защищались, выстреляли заряды, издержали съестные припасы и были принуждены сдаться, на условиях разойтись и выдать своего предводителя, которому обещана, однакож, жизнь. (Год 1597). Таким образом украинское ополчение казацкое рассеялось, и запорожцы удалились в свои Низовые притоны, тая в душе злобу к врагам за стеснение прав своих и надежду на будущие успехи. Скоро узнали они, что гетман их, не смотря на условия капитуляции, замучен в темнице, поселяне угнетаются по прежнему, католичество везде теснит, восточную веру. Несколько лет они молчали, ограничиваясь только мелкими набегами так называемых гайдамак на панские земли, — воевали с турками, беспрестанно съезжались и ратовали в степях с татарскими ватагами [54]; а между тем Сечь их полнела беглыми крестьянами панскими; казаки низовые, или запорожцы, воины бездомные и безженные, сносились с казаками семейными, которые жили оседло, в самой Украйне, и назывались уже, как сказано, городовыми или украинскими; те волновали своих соплеменников поселян, подстрекали их к совершенному уничтожению крестьянства, к безусловной свободе, ко всеобщему казачеству, и Польской республике готовился ряд войн тем гибельнейших, что она, в аристократической гордости, презирала врагов своих.

В таком состоянии застал Отрепьев Запорожье. Посреди глухих степей, гораздо ниже устья Самары, Днепр запружен огромными камнями, высунувшимися со дна его. В несколько рядов эти камни, называемые Порогами идут поперек реки, одни скрываясь под водою, другие чернея над ней неправильными купами. Огромная масса днепровских вод с оглушительным ревом прорывается в теснины между утесами, или ниспадает с подводных стен, течет некоторое пространство спокойною массою и снова кружится, падает и ревет на другом Пороге. Так она успокаивается и бурлит снова тринадцать раз, теснимая не одними утесами, но и каменистыми островами, которые, с своими дикими виноградниками, брошены посреди мрачных скал и бунтующих вод, в жилище одним птицам. Прогремев на пространстве 65 верст, Днепр идет плавным разливом до самого моря и изменяет характер свой: не видно более высоких гор, провожающих его через всю Малороссию по правому берегу; светлые воды его лелеются в разлогих берегах, среди плавных линий степного небосклона; одни леса, называвшиеся у запорожцев Великим Лугом, возвышаются над водными равнинами. По Днепру до самого Лимана, или широкой губы приморской, пошли большие острова, перемеженные архипелагом мелких, низменных и камышчатых. Из них Томаковка, наиболее любимый казаками [55], возвышается над водою лесистым полушаром, и с его вершины открывается широкий и глубокий вид вверх по реке на водные равнины, на острова и степные днепровские берега до самых почти порогов, а внизу Днепра чернеет и синеет архипелаг, состоящий из бесчисленного множества мелких островов, поросших камышом, густым, необыкновенно толстым и высоким. Эти-то косматые камышчатые острова, с лабиринтом мелких водных протоков между ними, служили казакам издревле безопасным убежищем. Здесь они скрывали на суше и под водою общие и частные скарбы и потому звали весь архипелаг Войсковою Скарбницею. [56]Не страшны были здесь им ни татаре, ни турки, ни преследования польского правительства: одни казаки знали дорогу в этом лабиринте и только их плоскодонные челны могли ходить по неглубоким протокам. [57]Самая Сечь, или укрепленный лагерь, с деревянными куренями (казармами) казацкими и с площадью, на которой происходили войсковые рады, расположена была на одном из больших островов. [58]Туда исконным обычаем запрещалось, под смертною казнью, вводить женщин. Одинокое, отрозненное от всех общественных связей бурлачество, это случайное условие казаков московских, северских и других, вытекающее из бедного бездомного их быта, здесь получило форму закона.