Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Марина Рассохина, самая младшая медсестра, которой тогда было шестнадцать лет, сообщала Ивинской последние новости и иногда ночевала у нее. Она рассказывала Ивинской, как Пастернак, без вставных зубов, казался себе невыносимо уродливым. «Лелюша меня разлюбит [821] Ивинская. В плену времени, 370. , — говорил он ей. — …Обязательно это случится — я сейчас такой урод». Он досадовал, что не может бриться, но позволил побрить себя сыну Леониду. Другая сестра, Марфа Кузьминична, которая во время войны была на фронте, восхищалась мужеством Пастернака на пороге смерти. «Я уже чувствую на себе дыхание другого мира», — говорил он ей. Он рассказывал о своей «двойной жизни» и просил не судить его строго. Он еще не потерял чувства юмора. Когда сестры готовились к переливанию крови, он сказал, что они похожи на «тибетских лам у алтарей».

В середине мая Пастернака осмотрели четыре врача; у него обнаружили инфаркт и рак легких. Пастернаку стали колоть обезболивающее; от уколов у него начались галлюцинации. Так, один раз ему мерещилось, будто он беседует с писателем Леонидом Леоновым о «Фаусте», и он очень огорчился, узнав, что ничего подобного не было. Кислородная палатка немного облегчала ему возможность дышать и уменьшила кошмары.

Зинаида послала телеграмму в Оксфорд; она заверила его сестер, что в Москве его лечат лучшие врачи. Чтобы заплатить за уход, она отдавала последние деньги. Западные корреспонденты, жившие в столице, доставали для него антибиотики [822] Priscilla Johnson, «Death of a Writer», Harper's magazine (май 1961), 140–146. через свои посольства.

Теперь представители зарубежной прессы едва ли не круглосуточно толпились у дачной калитки; они ждали новостей. Приезжали и встревоженные друзья; среди прочих Ахматова, Ивановы, Нейгаузы, но Пастернак никого не хотел видеть. Он передавал, что любит их, что ему спокойно оттого, что они рядом, но добавлял: того Пастернака, которого они знали, уже нет. К себе он допускал только жену, сына Леонида и сиделок. Ему даже не хотелось видеть врачей, не побрившись и не вставив зубные протезы. Молчание окутало дом, и Зинаида, немногословная и несентиментальная, по-прежнему вела дом. Ей помогали брат Пастернака Александр и его жена, которые переехали в Переделкино.

Несколько раз Зинаида Николаевна предлагала [823] Зинаида Пастернак. Воспоминания // Борис Пастернак. Второе рождение, 388. пустить к Пастернаку Ивинскую и на это время уйти из дому. Весь прошлый год ее мучили сплетни о его романе [824] Там же, 362. с «этой особой», которые выросли до унизительных размеров из-за славы Пастернака. Пастернак писал, что не может видеть Зинаиду «в слезах» из-за всех этих перешептываний. Зина, уверял он, «для меня как дочь, как младший ребенок [825] Борис Пастернак. Письмо Жаклин де Пруайяр 21 сентября 1959 // Boris Pasternak, Lettres a mes amies frangaises (1956–1960), 197. . Я люблю ее, как любила бы ее покойная мать».

Пастернак оставался непреклонен: возлюбленной нельзя к нему. Ивинская, рыдая, стояла у дачной калитки, и к ней выходил брат Пастернака. Зинаида считала «чудовищным» [826] Зинаида Пастернак. Воспоминания // Борис Пастернак. Второе рождение, 388. , что Пастернак не желает ее видеть. Может быть, ее муж разлюбил Ивинскую и их отношения прекратились? Записки Пастернака к Ивинской, однако, предполагают обратное. Он просто не мог вынести напряжения и высокого градуса визита Ивинской. Он не хотел, чтобы возлюбленная видела его в таком плачевном состоянии, и не желал лишнего горя семье. Он был слишком порядочен, и его жизни с двумя женщинами, казалось ему, не должны пересекаться. И дело было не в том, кого он любил, а в том, как он хотел умереть. Вот почему Ивинская стояла у дачной калитки, а Зинаида ухаживала за его умирающим телом.

В конце мая в Переделкино привезли переносной рентгеновский аппарат; рентген выявил рак легких с метастазами в другие органы. Надежды на выздоровление не было. Пастернак хотел увидеться с сестрой Лидией. Александр послал в Англию телеграмму: «ПОЛОЖЕНИЕ БЕЗНАДЕЖНО [827] Александр Пастернак. Телеграмма Лидии Пастернак-Слейтер 27 мая 1960 // Boris Pasternak, Family Correspondence, 418. ПРИЕЗЖАЙ ЕСЛИ СМОЖЕШЬ». Несмотря на просьбы, направленные лично Хрущеву, Лидия целую неделю провела в Лондоне, ожидая, пока советские власти дадут ей визу; к тому времени, как приняли положительное решение, было уже поздно.

27 мая у Пастернака упал пульс. Его реанимировали. Открыв глаза, он сказал, что ему было хорошо, а теперь ему вернули беспокойство. Он по-прежнему чувствовал себя плохо, когда позже в тот же день говорил с сыном Евгением.