Константин Кайтанов - Повесть о парашюте

И тут мне показалось, что сей храбрец не сказал правды.

Я к тому времени совершил около тысячи прыжков, из них более двухсот затяжных, и все-таки каждый раз, когда мне приходилось покидать самолет, я хоть немного, да волновался.

Мне кажется, что иначе и быть не может.

Волнение заставляло меня быть настороже. Оно помогало собраться в единое целое, сконцентрировать волю, зорко глядеть вперед. Однако волнение, как известно, не есть страх…

Всегда в мгновения, предшествующие прыжку, земля становится необъяснимо любимой и дорогой. Меня никто и никогда не упрекал в слабоволии или трусости, будь то в полетах или прыжках. Но уже стоя на крыле летящего самолета и ожидая момент отделения, в какие-то самые короткие мгновения испытываешь ощущение тревоги. Это чувство не покидало меня всякий раз, когда я прыгал. Оно уменьшалось, когда я прыгал много и часто. И вновь усиливалось после небольшого перерыва в прыжках. Но это чувство было всегда, когда я прыгал, будь то, скажем, пятидесятый или девятисотый прыжок.

Когда у меня было еще не много прыжков, а значит, и опыта, я был более отчаянным, потому что не представлял себе полностью всю степень опасности, которая может возникнуть независимо от любых самых великолепных качеств парашютиста. Приобретаемый опыт вырабатывал во мне осторожность, предусмотрительность. Прежний задор уходил вместе с годами, но на смену ему приходили более глубокое понимание сущности явлений, знания и трезвая уверенность в том. что все будет в порядке.

Парашютист должен преодолеть чувство страха. Ведь страх рождается неизвестностью, боязнью какой-то неведомой опасности. А чего бояться парашютисту? Парашютизм давно вышел из младенческого состояния. Прыжки с парашютом стали совершенно безопасным делом. Правильно уложенный парашют никогда не отказывает в воздухе. Несчастные случаи могут произойти только по вине самих парашютистов: из-за чрезмерно легкомысленного отношения к прыжку, недисциплинированного «воздушного лихачества». Но ведь можно пострадать и на земле, если не соблюдать правил уличного движения.

Как — то во время моего доклада о парашютном спорте я заметил, что на меня все время в упор смотрел какой-то молодой человек. После доклада, как обычно, меня окружила группа человек в шесть — семь. Я почему-то стал искать среди них запомнившееся мне лицо. Но его не было.

Я был уверен, что молодой человек, с таким вниманием слушавший доклад, где-нибудь да поджидает меня. Так оно и было. Он подошел ко мне, едва я вышел на улицу. Прилаживаясь к моему шагу, он молчал, не зная, как начать разговор.

Я решил помочь ему.

— Мой доклад вас, очевидно, не совсем удовлетворил? — спросил я.

— Нет, это не так. Видите…

И он рассказал о себе.

Он был музыкантом. И всю жизнь мечтал совершить какой-нибудь героический подвиг. Начитавшись в газетах о парашютных прыжках, он понял, что настал момент, когда он может осуществить свою мечту. Словом, он решил стать парашютистом.

Но…

Перешагнув наконец через это «но», он спросил:

— А страшно ли прыгать?

Мне захотелось помочь молодому музыканту избавиться от его опасений. В этот вечер, шагая вдоль гранитной невской набережной, мы условились, что через день увидимся на аэродроме.

Около месяца он проходил подготовку к прыжку. Наконец наступил день, когда он должен был совершить прыжок. Но мой ученик отложил его. Я не торопил. И хотя твердо знал, что он усвоил все необходимое для первого прыжка, нарочно оставил его в покое.

Как-то утром, в ясный летний день он прибежал на аэродром. Судорожно схватив меня за руку, он закричал, будто я стоял не рядом, а в двух километрах от него:

— Сегодня я готов прыгнуть!

Глаза его блестели, на щеках играл неестественный румянец. Музыкант, видимо, не спал всю ночь.

Таким его выпускать из самолета было нельзя. Сославшись на ветер, я отказал ему.

Как — то вечером он пришел на аэродром со скрипкой, видимо, после репетиции. Настроен он был совершенно спокойно.

— Ну вот, — встретил я его, — сегодня вы можете прыгать.

Стоявшие здесь же несколько летчиков, которые отлично знали о колебаниях музыканта, дружно поддержали меня. Мое предложение, наверное, застало его врасплох. Но отказываться было неудобно.

Скоро мы уже были в воздухе. Все произошло так быстро, что музыкант и поволноваться как следует не успел. Он точно по инструкции отделился от самолета, вовремя раскрыл парашют, правильно встретил землю и умело погасил парашют.