Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Аналогичным было положение внешнеполитического ведомства в контактах с ОГПУ СССР, который номинально возглавлял бывший заведующий 1 Западным отделом НКИД В.Р. Менжинский. С «ближним соседом» с Лубянки НКИД сталкивали необходимость получения санкции на приезд иностранных деятелей и делегаций, на организацию перелетов и спортивных пробегов через территорию СССР и, прежде всего, чекистская работа против иностранных миссий и граждан. Поддержанное Политбюро поведение ОГПУ в январе-марте 1933 г., приведшее к напряженности в отношениях с Польшей и кризису в англо-советских связях позволяет с доверием отнестись к печальным выводам Чичерина относительно сотрудничества НКИД с ОГПУ – несмотря на предпринимавшиеся усилия (включая работу созданной Политбюро комиссии Орджоникидзе в 1928 г.), «у этой гидры вырастали все отрубленные головы» [1897]. После того как период «активной разведки» Разведупра на ближнем Западе остался позади, отношения НКИД с «дальними соседями» из IV Управления Штаба РККА и военным ведомством в целом, судя по имеющейся отрывочной информации, были более отстраненными и, соответственно, менее конфликтными [1898].

Финансирование НКИД находилось под жестким контролем Наркомата рабоче-крестьянской инспекции. В начале 1930 г. по предложению члена Коллегии НК РКИ Ройзенмана (с середины 20-х гг. возглавлявшего комиссию по контролю финансово-организационной деятельности НКИД) Политбюро распорядилось: «Особые секретные фонды, находящиеся в распоряжении НКИД с текущего 1929/30 г., ликвидировать». «В случае особой нужды» НКИД предлагалось для покрытия секретных расходов «испрашивать в каждом конкретном случае специальные ассигнования» [1899]. Политбюро при этом выступило не только в роли конечной инстанции при утверждении «общей суммы расходов полпредств СССР за границей на секретные нужды» (так называемых, «особых»), но и взяло на себя разрешение конфликта между НКИД и НК РКИ относительно распределения этих расходов по отдельным полпредствам и даже по группам иностранных получателей секретных субсидий [1900]. Хотя впоследствии разрешение подобных спорных вопросов было вынесено за рамки повестки дня Политбюро, нет сомнений, что наркомат иностранных дел был вынужден отстаивать перед «инстанцией» и «рабоче-крестьянской инспекцией» как общие размеры своих валютных расходов, так и целесообразность субсидий зарубежным деятелям, прессе и информантам по отдельным странам, что означало вторжение как будто далекого от международной дел НК РКИ в дипломатическую и политическую работу НКИД.

Если в конце 20-х гг. позиции наркоминдела в отношении других центральных комиссариатов и прессы ослабли, то борьба за упрочение контроля союзного ведомства над внешнеполитической активностью республиканских партийно-государственными инстанций (Украины, Белоруссии, ЗСФСР, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана) принесла ему частичный успех. Для европейского направления деятельности НКИД первостепенным являлось регулирование отношений с ЦК КП(Б)У и подчиненными ему органами. Претензии руководителей Советской Украины на самостоятельные политические и торговые сношения с иностранными государствами были подорваны еще в 1923 г., когда председатель СНК и нарком иностранных дел УССР Х. Раковский был отстранен от этих постов [1901]. В 1926 г. из состава Коллегии был исключен официальный представитель НКИД при СНК УССР, являвшийся связующим звеном между ними. Однако вплоть до начала 30-х гг. украинские руководители отстаивали свои исторические прерогативы не только на адаптацию международно-пропагандистских установок к внутренним условиям УССР, но и на ведение самостоятельной «украинской работы» за ее пределами (главным образом, в Польше, Чехословакии, Румынии и Германии) [1902]. После ликвидации самостоятельных дипломатических представительств УССР и БССР в 1923 г. в полпредствах Союза ССР в Берлине, Варшаве и Праге были учреждены должности украинских советников (в Варшаве – также должность советника либо первого секретаря полпредства «от Белоруссии»). В 1927–1928 гг. НКИД неоднократно возбуждал обращение об устранении двойной подчиненности видных дипломатических работников союзным и республиканским инстанциям. Этот порядок не только вызывал трения по кадровым и финансовым вопросам [1903], но и провоцировал разногласия между Наркоминделом и украинскими представителями в варшавском полпредстве и львовском консульстве по различным аспектам политико-дипломатической деятельности [1904]. В конце марта – начале апреля на повестке Политбюро стоял вопрос о украинском советнике в Берлине, в результате рассмотрения было решено «остаться при решении Политбюро» трехлетней давности и сохранить эту должность [1905]. Одновременно предпринятое обращение руководства НКИД к Политбюро с просьбой упразднить «представительство Украины в Польше» также потерпело неудачу, однако ЦК КП(б)У было указано на необходимость согласования кандидатуры своего представителя с Наркоминделом. На практике настояния НКИД постепенно брали верх. Новый украинский советник в Варшаве С.Д. Таран далеко уступал по политическому весу своему предшественнику Ю.М. Коцюбинскому. В последующем функции украинской (и белорусской) работы в варшавском полпредстве были возложены на одного советника, являвшегося ставленником Москвы. Обязанности украинского советника в Берлине в 1931–1933 гг. выполнял близкий Литвинову кадровый дипломат С.С. Александровский, ранее представлявший НКИД в Харькове. С начала 1930 г. Политбюро ввело порядок, по которому секретные зарубежные расходы республиканских органов «должны проводиться исключительно через НКИД» [1906].