Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Противоположным было отношение Москвы к участию Румынии, о котором упоминалось в предварительных консультациях в Париже. Как показали последующие переговоры, за неупоминанием этого государства в постановлении Политбюро стояло стойкое неприятие ее приглашения в намеченный региональный пакт [1402]. Возможно, эта позиция объяснялась не только опасениями исказить региональный характер договора и изменить его антигерманскую направленность, но и желанием изолировать Бухарест от союзных ему Франции, Польши и Чехословакии. Сообщая 28 декабря о решении советского руководства, полпред привел некие «доводы отрицательного свойства не только в отношении Румынии, но и Чехословакии» (возможно, они ограничивались констатацией отсутствия взаимного признания де-юре) [1403]. Участие в региональном (восточноевропейском) пакте одной из участниц Рейнского пакта 1925 г. – Бельгии было с порога отвергнуто Парижем, и к этому вопросу советская сторона более не возвращалась.

Поначалу французский министр иностранных дел «приветствовал мысль Москвы о включении в число предполагаемых участников соглашения государств Прибалтики» [1404]. Стремление советского руководства включить в региональное соглашение страны восточной Балтики находилось в соответствии с подготавливаемыми на рубеже 1933–1934 гг. инициативами по активизации политики СССР Прибалтике [1405]и на протяжении последующих лет оставалось одной из постоянных задач советской дипломатии. Однако Франция отвергла концепцию предоставления своей гарантии странам Прибалтики, что сделало их участие в многостороннем пакте взаимной помощи окончательно невозможным [1406]. Сдержанная позиция Парижа в отношении прибалтийских государств выявилась зимой 1934 г., когда в европейских политических кругах широко обсуждалось сделанное СССР предложение Польше о выступлении с совместной декларацией о гарантии независимости государств Балтии. Так, в феврале 1934 г. главе французской миссии в Таллине были направлены инструкции, согласно которым тот должен был избегать создания впечатления в эстонского правительства, что правительство Франции предпримет хотя бы какие-то шаги, даже неофициальные [1407].

Вопрос об участии в пакте Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии был поднят Литвиновым во время его встречи с Л. Барту 18 мая 1934 г. в Ментоне. Нарком настойчиво интересовался позицией правительства Франции по вопросу об участии балтийских государств в пакте взаимопомощи. Л. Барту попытался уйти от ответа, заявив, что пакт с Россией он рассматривает как связующее звено системы восточной безопасности с системой западной безопасности, закрепленной актами Локарно, которое имеет собственную ценность. Однако Литвинов настаивал: его заботит ситуация с балтийскими государствами, какие гарантии получат они, например, Литва, которая не граничит даже с Россией, или Финляндия? Сославшись на необходимость выработки подходящей формулы, чем должны будут заняться по возвращении в Париж Баржетон и А. Леже, глава Кэ д’Орсэ ответил: «Совершенно очевидно, что мы не сможем предоставить нашу гарантию балтийским государствам, как мы предоставим ее России… но если Россия даст гарантию балтийским государствам, не пойдет ли наша гарантия России косвенным образом на пользу и им? [1408]Литвинов высказался за поиск формулы, которая позволила бы сделать участниками пакта балтийские государства. На его вопрос, что если другие государства, например Румыния, захотят присоединиться к пакту, Барту ответил, что рассматривает этот пакт, как пакт региональный, как Локарно для Северо-восточной Европы, тогда как Румынию более интересует Центральная Европа и Балканский пакт [1409]. За беседой Литвинова и Барту последовала встреча Р. Массигли и Б. Штейна, результаты которой нашли свое отражение в т. н. «схеме, переданной Литвинову французской стороной в качестве aide-mémoire. В числе участников пакта региональной помощи в нем, помимо Германии, СССР, Польши и Чехословакии, упоминались также и все государства Востока Балтики, причем нападение на одно из прибалтийских государств (в том числе и Финляндию) должно было рассматриваться как нападение на всех них и служить основанием для оказания им помощи [1410]. Однако уже 6 июня Литвинов, сообщая в Москву об одобрении французским кабинетом продолжения переговоров о советско-французском пакте, отмечал что «на помощь Прибалтике Франция согласиться, однако, не может» [1411].

Продолжительное время Польша, Чехословакия, Балтийские страны не ставились в известность о советско-французских контактах по вопросу регионального пакта. Советская дипломатия ограничивалась зондажем позиций Польши и государств Прибалтики. Информирование эстонского и латвийского правительств было сведено к минимуму. Неудовольствие таким положением в дипломатичной форме высказал Литвинову министр иностранных дел Эстонии Ю. Сельямаа во время своего визита в Москву в конце июля 1934 г. Выразив свою признательность наркому и Л. Барту за «усилия по обеспечению Прибалтики министр добавил, что «отношение Эстонии к пакту положительное, но надо еще иметь материалы для изучения, а между тем Эстония не имеет даже французского документа» [1412]. Во изменение декабрьского решения 1933 г., 25 августа 1934 г. Политбюро дало согласие на вступление СССР в Лигу Наций до заключения пакта о взаимной помощи с участием Франции. В новом перечне условий присоединения Советского Союза к Лиге пункт о необходимости принятия ею решения о взаимном дипломатическом признании членами этой организации не упоминался. Отказ от этого условия мог быть вызван как пониманием нереалистичности соответствующей части постановления от 19 декабря, так и тем обстоятельством, что в первой половине 1934 г. СССР установил нормальные дипломатические отношения с Венгрией (5 февраля), Румынией и Чехословакией (9 июня).