Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

20 ноября 1931 г.

6. – О Польше (т.т. Литвинов, Крестинский, Карахан).

а) Предложить т. Литвинову сегодня же, или, в крайнем случае, завтра, начать формальные переговоры с Патеком о заключении пакта ненападения, исходя согласно предложению Патека из старого советского проекта пакта.

б) Предложить т. Литвинову завтра же составить проект интервью или сообщения в печати о советско-польских переговорах.

в) Предрешить вручение т. Довгалевским меморандума Бертело или Бриану с изложением всего хода переговоров о пакте, включая «недоразумения» в заявлениях Бертело и Залесского; запросить об этом т. Довгалевского.

Выписка послана: т. Литвинову.

Протокол № 76 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.11.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 64.

После передачи советнику польской миссии А. Зелезинскому запроса о готовности правительства Польши подписать пакт о ненападении с СССР, текст которого был бы аналогичен советско-французскому [915], в двусторонних дипломатических контактах наступила месячная пауза. 14 ноября 1931 г. посланник Польши С. Патек сообщил Литвинову о позиции своего правительства. Согласно польской интерпретации, министр иностранных дел Залеский никогда не высказывал представителям Франции мнения о приемлемости текста советско-французского договора для пакта Польши с СССР, а лишь заявил об отсутствии у него возражений против договора между Парижем и Москвой. С. Патек заявил, что «его правительство не считает подходящим для Польши советско-французский пакт» и предлагает «вернуться к (советскому) проекту пакта 1926 г. с дополнениями, сделанными им в документе, врученном т. Карахану». 15 и 16 ноября Литвинов и Патек продолжили согласование позиций [916]. «Удержался польский проект», – докладывал посланник в Варшаву [917]. Член Коллегии НКИД Стомоняков также счел наиболее существенным намерение польской стороны следовать позиции, изложенной в проекте от 23 августа 1931 г., а также отказ от упоминания в тексте договора строгой увязки (юнктима) между советскими пактами с Польшей, балтийскими государствами и Румынией. Руководство НКИД решило обсудить «ситуацию, сложившуюся в связи с этими новыми заявлениями Патека», на заседании Коллегии 18 ноября с участием Антонова-Овсеенко, чтобы наметить «предложения для внесения на утверждение правительства», т. е. Политбюро [918]. Запись бесед 14–16 ноября были направлены И.В. Сталину.

Неясно, в силу каких факторов в резолюции Политбюро произошло искажение польской позиции (приписывание Патеку готовности вести переговоры на основе советского проекта). Возможно, оно было вызвано желанием НКИД или самого Политбюро «сохранить лицо», сделав вид, что переговоры начаты на советских условиях. Несмотря на фразеологию, использованную в постановлении ПБ (и, отчасти, в протоколах переговоров), Политбюро по существу согласилось вести их на условиях, близких к тем, какие были предложены Польшей 23 августа 1931 г. Не позднее 25 ноября Наркоминдел направил членам и кандидатам в члены Политбюро (кроме С.М. Кирова и украинских руководителей – С.В. Косиора, Г.И. Петровского, В.Я. Чубаря), а также Андрееву, Постышеву, Ярославскому и Менжинскому «Сравнительную таблицу нашего проекта пакта 1926 года и польского проекта пакта 1931 г.» [919].

На разочарование советского руководства по этому поводу косвенно указывает и намерение направить МИД Франции меморандум, который бы зафиксировал отход Польши, а затем и Франции, от якобы обещанного ими ведения польско-советских переговоров на базе франко-советского пакта. 17 и 20 ноября по указанию НКИД полпред Довгалевский поднимал этот вопрос в беседах с Ф. Бертело, рассчитывая, что в качестве компенсации за вызванное французским посредничеством «недоразумение», Париж заставит поляков отказаться от «припутывания лимитрофов» (т. е. тесной увязки советско-польского переговоров с заключением договоров ненападения между СССР и остальными западными соседями). Вероятно, уже после заседания Политбюро 20 ноября в Москву пришло сообщение В.С.Довгалевского о том, что его настояния получить заверения Бертело на этот счет «не только не увенчались успехом, но и вызвали с его стороны даже некоторое раздражение» [920]. Очевидно, в связи с неприязненной реакцией МИД на советские усилия, «предрешенное» Политбюро «вручение меморандума Бриану или Бертело» не было осуществлено.

Извещение о начале советско-польских переговоров последовало в виде «Сообщения ТАСС», опубликованного в «Известиях» 22 ноября 1931 г. В нем сообщалось, что накануне нарком Литвинов принял посланника Патека и заявил ему о согласии Советского Правительства возобновить переговоры «на основе (советского проекта) пакта 1926 г.»