Дмитрий Федосов - Рожденная в битвах. Шотландия до конца XIV века

Нельзя не остановиться еще на одной важной повинности крестьянина — военной, которая вновь обнаруживает несходство шотландского обычая с английским. Для англосаксонского ополчения битва при Хэйстингсе стала роковой, и оно больше не созывалось. В XII—XIII вв. английским вилланам (кстати, этот термин не свойствен Шотландии) запрещалось носить оружие, {232} 232 Select Charters. Ed. W. Stubbs, p. 363. и главную мощь армии составляла рыцарская конница. В войнах XIV в. ее затмили знаменитые лучники, которые вербовались особыми строевыми комиссиями из свободных йоменов. Шотландское войско и в XI, и в XIV в. неизменно представляло собой пешее народное ополчение с очень небольшим отрядом рыцарей. Оно набиралось из всех мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, способных носить оружие, кроме, естественно, знати и духовенства, но не исключая лично зависимых крестьян. В отличие от рыцарской службы (servitium debitum), чрезвычайная военная повинность называлась «шотландской» или «общей службой» (servitium Scoticanum или forinsecum), и ею облагались все фьефы и держания в стране, в том числе церковные. {233} 233 RRS, II, pp. 54–7.

Парламентские статуты 1318 г. предписывали каждому шотландцу, чье имущество стоило не менее десяти фунтов, иметь кольчугу, шлем, перчатки, копье и меч; тот, кто был победнее и имел хотя бы одну корову, должен был обзавестись копьем или луком с двумя дюжинами стрел. {234} 234 RRS, V, № 139, chapter xxvii. В боеспособности «всеобщей шотландской рати» (communis или Scoticanus exercitus) англичане нередко убеждались.

Несколько слов надо сказать о сельской общине, о которой очень мало ранних известий. Косвенные данные показывают, что она повсеместно была устойчивой. В Линдорском картулярии и других источниках отмечаются общинные пастбища (communes pasturae), которые находились в совместном пользовании одной или нескольких деревень и лежали на разном удалении от них. {235} 235 Lindores Chartulary, №№ 28, 36–7, 59. , [67] Особенно интересен документ № 28 (между 1244 и 1258 г.) — грамота Фергуса, сына графа Стрэтэрн, где он обязуется соблюдать и охранять общинные права в деревне Коткен: «Quare volo et concedo ut predicta terra in perpetuum ita sit libera et communis ut nee ego nee aliquis successorum meorum per aliquam donacionem vel concessionem communiam illam possimus auferre» («Посему я желаю и изволяю, дабы помянутая земля навечно пребывала столь свободной и общей, что ни я, ни кто-либо из моих наследников не могли бы отбирать оную общность посредством какого-либо дарения или уступки»). Обработка земли тоже велась сообща. По экстенту лордства Мортон более чем на половине держаний сидело не по одному, а по нескольку арендаторов (от четырех до десяти). {236} 236 Morton Registrum, I, pp. lvi-lxi. О том же свидетельствуют старинные земельные меры: 13 акров составляли одну бовату (лат. bovata, шотл. oxgang — «ход быка»), а 8 боват, или 104 акра, — 1 карукату (лат. car(r)ucata, шотл. ploughgate — «путь плуга»). Для тяжелого колесного плуга использовалась упряжка из восьми волов, а крестьянин среднего достатка владел лишь двумя волами; неслучайно надел в две боваты назывался «крестьянской землей» (husbandland). {237} 237 Dodgshon, Land and Society, pp. 73–89.

В деревнях издавна проводились регулярные переделы земельных участков (rundale, runrig). Первое прямое известие о них датируется 1428 г., {238} 238 Melrose Liber, II, p. 518. но есть и более ранние указания. В одной грамоте (около 1205 г.) говорится о «каждой пятой борозде поля», {239} 239 RRS, II, p. 423. что, вероятно, означает порядок передела. В другом документе, середины XII в., читаем о половине карукаты, «разбросанной по полю», которую монахи аббатства Келсо собирались обменять на целый участок того же размера. {240} 240 RRS, I, p. 227. Различия в качестве и расположении крестьянских наделов предполагали их периодический обмен.

Клан — символ Шотландии. Родовая гордость ее жителей вошла в поговорку и всегда поражала иностранцев: «Пускай я беден, зато благороден. Слава Богу, я Маклэйн!» А Кэмероны из Лохила утверждали, что в их клане «одни господа». В начале XVIII в. английский лейтенант Берт в изумлении заметил: «Почти все они являются генеалогами». {241} 241 Maclean F. A Concise History of Scotland, p. 68. Шотландский епископ Джон Лесли в XVI в. писал, что это чувство «разделяется всем народом, а не одним лишь дворянством», {242} 242 Innes T. Scots Heraldry. L. & Edin., 1978, p. 2. и, несмотря на то что после Унии 1707 г., поражения якобитских восстаний и массовой эмиграции кланы подверглись жестоким испытаниям, полностью разрушить их не удалось. Более того, пока шотландский диалект среднеанглийского языка вытеснял гэльскую речь, понятие «клан», напротив, с гор и островов северо-запада покорило всю страну, даже юго-восток, где оно было прежде незнакомо. В конце концов кланами стали именоваться все знатные фамилии Шотландии, в том числе англо-нормандского или иного происхождения (Стюарт, Хэй, Элиот, Армстронг, Кер(р) и др.). Сегодня ощущение принадлежности к определенному клану по-прежнему непоколебимо и в самой Шотландии, и среди выходцев из нее по всему миру. Едва ли найдется другая страна, где имя человека можно узнать по одежде, так как большинство шотландцев носят строго установленный клетчатый рисунок (тартан) и значок с девизом и нашлемником своего кланового вождя.