Елена Прудникова - Творцы террора

Ленин, хотя поневоле решал и созидательные задачи, все-таки был радикальным политиком и неплохо находил общий язык с этой публикой. Но Сталин-то по своей биографии – рабочий лидер. В этой среде разрушители приживаются плохо, а если и приживаются, то ненадолго. Уже в 20-е годы крики о том, что «нет у революции конца» разбивались о стену самого искреннего непонимания именно рабочего класса: «Мы победили, заводы теперь наши, надо их восстанавливать и работать, сколько же можно на митингах орать». Как пелось в популярной в 20-е годы песне: «И по камушку, по кирпичику собирали мы этот завод».

Сталин, рабочий лидер, выходец из патриархальной среды, эти устремления понимал и разделял. Поэтому-то в борьбе с так называемой оппозицией он и смог опереться на народ и выкинуть неуспокоившихся сперва из партии, а потом тех, кто не угомонился, и из жизни.

И тут подоспел еще один раскол – самый страшный из всех. О нем и пойдет речь.

Основным путеводителем по времени для нас будет «документ эпохи» – доклад Хрущева на XX съезде. Можете сколько угодно на меня обижаться, но пользоваться им как историческим источником нельзя. Раньше я пыталась как-то использовать свидетельства Хрущева, но когда начинаешь проверять то, что Никита Сергеевич говорил и писал… В общем, рядом с ним голливудские исторические фильмы достоверны, как машина времени.

А вот если рассматривать этот труд упорный как оружие информационной войны – о, тогда совсем другое дело! Доктор Геббельс на сто процентов прав в своей «похвале лжи». Чем крупнее ложь, тем больше от нее остается. Хрущевский доклад полностью врос в историю, подменив собой то, что было на самом деле. При жестоком дефиците реальной информации его положения цитировались и переписывались столько раз, что стали аксиомами, которые «все знают». Это нам и поможет – мы не можем пользоваться ими напрямую, но можем использовать «с обратным знаком». Раз Хрущев говорит об этом – значит, не просто так говорит, какой-то смысл в этом есть. Образно выражаясь, если волк надевает овечью шкуру, он собирается в овчарню, если телячью – в коровник, а ошейник – стало быть, решил притвориться псом и навестить избу.

Для пояснения приведу пример. Хрущев в докладе не устает повторять о сталинской диктатуре, о режиме жесточайшей личной власти, о том, что вокруг него были лишь бессловесные перепуганные исполнители. А давайте-ка послушаем другого свидетеля. Был такой человек – И. А. Бенедиктов, сталинский министр сельского хозяйства. В 1980–1981 годах он дал корреспонденту Гостелерадио В. Литову несколько интервью, опубликовать которые удалось лишь в наше время. И вот что рассказывает бывший нарком…

Из интервью И. А. Бенедиктова:

«Вопреки распространенному мнению, все вопросы в те годы (конец 30-х гг. – Авт. ), в том числе и относящиеся к смещению видных партийных, государственных и военных деятелей, решались в Политбюро коллегиально. На самих заседаниях Политбюро часто разгорались споры, дискуссии, высказывались различные, зачастую противоположные мнения в рамках, естественно, краеугольных партийных установок. Безгласного и безропотного единодушия не было – Сталин и его соратники этого терпеть не могли. Говорю это с полным основанием, поскольку присутствовал на заседаниях Политбюро много раз…»

«Сталин, ставивший на первое место интересы дела, принимал решения, как правило, выслушав мнения наиболее авторитетных специалистов, включая противоречащие точке зрения, к которой склонялся он сам. Если «диссиденты» выступали аргументированно и убедительно, Сталин обычно либо изменял свою позицию, либо вносил в нее существенные коррективы, хотя, правда, были и случаи, когда с его стороны проявлялось неоправданное упрямство. Хрущев, действия которого со временем все больше определялись личными амбициями, относился к специалистам, особенно «инакомыслящим», иначе. В моду стали входить те, кто умел послушно поддакивать, вовремя предугадать и «научно обосновать» уже сложившееся мнение Первого, которое он не менял даже вопреки очевидным фактам…»