Елена Прудникова: Сталин. Битва за хлеб

…Итак, победоносное восстание закончилось. Утихли речи, погасли огни, разъехались по домам делегаты исторического II съезда Советов. Эйфория прошла, и кучка людей в Смольном осталась наедине с огромной, охваченной хаосом страной. Страной, в которой и в благополучные-то времена абсолютное большинство населения жило ниже черты бедности, а уж после трех лет войны и восьми месяцев безвластия, да ещё при явно начинающейся новой войне…

Что думали и чувствовали простые люди Советской России, хорошо показал бывший советский консул в Германии Георгий Соломон, который, возвращаясь весной 1919 года домой, так описывал свои первые о ней впечатления.

«Мне резко бросился в глаза внешний вид красноармейцев: босые, лохматые, одетые в какую-то рвань, не имевшую ничего общего с военной формой, изможденные, они производили впечатление каких-то бродяг… Окружив меня и моих спутников, стояли оборванцы с винтовками, босые, в фуражках и шапках, ничем, кроме своего оружия, не напоминавшие солдат. Они как-то виновато и смущенно переминались с ноги на ногу, не зная, как отнестись ко мне. Наконец один из них обратился ко мне с просьбой:

— Не найдётся ли у вас, товарищ, папироски али табачку… смерть покурить охота.

Я дал им каждому по папироске. Покурили. Они стали меня расспрашивать, кто я, как и что… Поговорили на эту тему.

— А что, господин консул, — спросил один из них, — вам неизвестно, сказывают, скоро французы и англичане придут нас ослобонить… в народе много бают, так вот, вы не слыхали ли чего там, за границей?

— От кого освобождать? — спросил я.

— Да от кого же, как не от большевиков, — отвечал солдат.

— Ну полно вам, ребята, языки чесать, нечего зря в колокола звонить, — оборвал его один из красноармейцев, оказавшийся старшим. — Так это они невесть что болтают, — заметил он, обращаясь ко мне, — пустомели…»

Как выяснилось, красноармейцы отражали общее настроение, которое постоянно подтверждалось по пути к Двинску.

«Грустная и тяжёлая это была дорога. Мы ехали по разоренной стране. Всюду следы войны. Обгорелые остатки целых выжженных деревень. Кое-где встречались покинутые концентрационные лагеря, напоминавшие клетки для диких зверей. Мы ехали, вернее, тащились по лесам и пустыням, поросшим травой, вдоль запущенных полей, и мы почти не встречали скота, — всё, или почти всё, было реквизировано, перерезано… И всюду картины лишений, лишений без конца!