Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Это была незабываемая речь, основанная на неправильном понимании.

Хрущев все еще ждал ответ на свои неоднократные просьбы о саммите с Кеннеди, когда президентское обращение к нации нанесло ему первое из нескольких ощутимых оскорблений. Спустя два дня он испытал то, что счел еще одним оскорблением, – первый испытательный запуск трехступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты «Минитмен».

Спустя еще четыре дня на пресс-брифинге в Пентагоне очередное оскорбление нанес Хрущеву Макнамара, назвавший «глупостью» заявление Хрущева о несомненном превосходстве СССР в ракетостроении, заявив, что США по-прежнему имеют значительный перевес в ракетостроении. Страны находятся примерно в равном положении, сказал Макнамара, и хотя он ничего не сказал относительно превосходства США в боеголовках – американцы на вооружении имели примерно 6 тысяч боеголовок, а в СССР было примерно триста, – но публично разоблачил хрущевский обман.

Переговоры с Эйзенхауэром в 1960 году не привели ни к каким соглашениям, и Хрущев сильно рисковал, открыто радуясь избранию Кеннеди, освобождая летчиков, делая другие примирительные жесты и обращаясь к новому президенту с предложением организации скорейшей встречи. Явное нежелание Кеннеди в ближайшее время организовывать саммит, испытательный запуск межконтинентальной баллистической ракеты и заявление Макнамары подкрепили обвинения противников Хрущева в его наивности относительно намерений США.

11 февраля Хрущев раньше запланированного вернулся из поездки по сельскохозяйственным областям и провел чрезвычайное заседание пленума, на котором его противники потребовали смены политики в отношении того, что они рассматривали как новый виток воинственности Соединенных Штатов.

Советскому лидеру требовалось заново обдумать свои действия. Он потерпел неудачу, стремясь организовать встречу с Кеннеди до того, как новоизбранный президент выработает курс в отношении Москвы. Советский лидер не мог позволить себе проявить слабость после сенсационного обращения Кеннеди к нации.

Хрущев незамедлительно изменил отношение к Кеннеди и его администрации и в резком тоне заговорил о ядерных возможностях Советского Союза. Советские средства массовой информации последовали его примеру.

«Медовый месяц» Кеннеди – Хрущев закончился, так и не начавшись. Недоразумения испортили отношения между самыми влиятельными людьми в мире еще до того, как Кеннеди провел первое совещание по вопросу политики в отношении Советского Союза.

Спустя двенадцать дней после обращения к нации Кеннеди впервые собрал экспертов по Советскому Союзу, чтобы заложить основу политики правительства. Но взялся не с того конца.

Он был не первым и не последним новоизбранным президентом, который был вынужден определять направление политики в ходе обсуждений. Хотя правительству было всего двадцать дней, те, кто присутствовал на совещании – там были как сторонники более жесткого курса в отношении Москвы, так и те, кто склонялся к установлению более дружеских отношений, – осознавали, что первые примирительные жесты Хрущева и жесткий ответ Кеннеди накренили движущийся поезд, который они надеялись вести к цели.

Президент пригласил на совещание в Зал кабинета вице-президента Линдона Джонсона, государственного секретаря Дина Раска, советника по вопросам национальной безопасности Мак-Джорджа Банди, американского посла в Москве Томпсона и бывших послов в Москве: Чарльза Чипа Болена, специалиста в области советологии, Джорджа Кеннана, которого Кеннеди назначил послом в Югославию, и Аверелла Гарримана, которого Кеннеди сделал «послом по особым поручениям».

Дни перед встречей были заполнены волнением, совещаниями, переговорами и телеграммами. Больше всех был занят Томпсон, посылавший длинные телеграммы, составленные таким образом, чтобы помочь новому президенту и его правительству разобраться во всех аспектах самой сложной проблемы внешней политики. Кеннеди решил оставить Томпсона послом, в большей степени благодаря его особенным отношениям с Хрущевым. Томпсон был рад служить президенту, который не только, как и он, был демократом, но уже доказал, что читает его, Томпсона, телеграммы намного внимательнее, чем это делал Эйзенхауэр.