Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Более осторожные из присутствовавших на совещании задавались вопросом, какую пользу можно будет извлечь из встречи с советским лидером, который называл США «главным врагом человечества». Болен выступал против предложения Хрущева организовать встречу во время проведения сессии ООН, поскольку «советский лидер обязательно выйдет на трибуну». Гарриман напомнил Кеннеди, что в соответствии с протоколом президент должен сначала встретиться с союзниками.

Собравшимся на совещании постепенно стало ясно, что Кеннеди хочет встретиться с Хрущевым. Кеннеди полагал, что, «стоит ему сесть с Хрущевым за стол переговоров, из этого обязательно что-нибудь получится». Сам Кеннеди сказал своему помощнику и давнему другу Кеннету О’Доннеллу: «Я хочу показать ему, что мы не слабее его. Через обмен посланиями это показать невозможно. Я хочу сесть с ним за один стол и показать ему, с кем он имеет дело». Кроме того, остальные страны, включая ближайших союзников Соединенных Штатов, проявляли осторожность в отношении ключевых проблем, ожидая, когда Кеннеди с Хрущевым достигнут соглашения.

Кеннеди объяснил советникам, что хочет избежать развернутого «саммита», необходимого только в том случае, когда миру угрожает война или когда лидеры готовы принять без формального утверждения соглашения, предварительно подготовленные чиновниками нижнего уровня. Он хочет встретиться с Хрущевым в неофициальной обстановке, чтобы составить личное впечатление о советском лидере, и это поможет ему понять, как в дальнейшем следует вести себя с ним. Кеннеди хотел установить прочные контакты с Советским Союзом, чтобы не допустить просчетов, которые привели на протяжении его жизни к трем войнам. В ядерный век ничто не волновало его больше, чем угроза просчета.

«Это моя обязанность принимать решение, и никакой советник и союзник не могут сделать это за меня», – сказал Кеннеди. Для того чтобы принять правильное решение, объяснил Кеннеди, необходимо быть хорошо осведомленным, и только при личной встрече с Хрущевым он может получить нужную информацию. В то же время он хотел ознакомить советского лидера с американской точкой зрения, «точной, реалистичной, с возможностью обсудить и дать пояснения».

Спустя десять дней, 21 февраля, та же группа советников собралась снова, и теперь все согласились с тем, что Кеннеди следует написать Хрущеву и пригласить его на встречу. Хрущев, пользуясь возможностью, предлагал встретиться в Нью-Йорке во время проведения специальной сессии ООН по разоружению. Кеннеди, в свою очередь, предложил организовать встречу весной в нейтральном европейском городе, Стокгольме или Вене. Передавая Хрущеву письмо Кеннеди, Томпсон объяснил, что президенту требуется время, поскольку он «пересматривает нашу политику в Германии и хотел бы обсудить ее с Аденауэром и другими союзниками, прежде чем приходить к каким-то выводам».

27 февраля Банди поручил Госдепартаменту подготовить отчет по берлинскому вопросу. В отчете следовало отразить «политические и военные аспекты Берлинского кризиса, включая положение по ведению переговоров по Германии для возможной встречи четырех держав». В тот же день Томпсон прибыл в Москву с письмом президента Кеннеди. Потребовалось десять недель после выборов и месяц президентства, прежде чем Кеннеди был готов ответить на многократные попытки Хрущева организовать встречу и несколько жестов советского лидера, направленных на улучшение отношений.

Однако к тому времени, когда Томпсон позвонил министру иностранных дел Громыко, чтобы договориться о времени передачи долгожданного ответа Кеннеди, Хрущев уже потерял к нему интерес. Советский лидер на следующий день отправлялся в очередное сельскохозяйственное турне по Советскому Союзу, и Громыко сказал, что он не сможет принять Томпсона ни вечером 27 февраля, ни на следующее утро перед отъездом.

Его ледяной тон не остановил Томпсона, который объяснил Громыко, что крайне важно передать письмо и что он «отправится куда угодно в любое время», чтобы встретиться с Хрущевым. Громыко ответил, что не может ничего сказать ни о месте, ни о времени. Томпсон оставался послом в Москве в основном благодаря тому, что у него был довольно свободный доступ к Хрущеву, поэтому он чувствовал себя весьма неуверенно, когда докладывал ситуацию в Вашингтон.

На следующий день, выступая в Свердловске, Хрущев заявил: «У Советского Союза есть самое мощное ракетное оружие в мире и столько атомных и водородных бомб, сколько необходимо для того, чтобы стереть агрессоров с лица земли». Эти слова как нельзя лучше отражали его мрачное настроение.