Вадим Кожинов - Черносотенцы и Революция

Изложив это, В. В. Розанов отметил: «Передаю все в том «сыром материале», как взял с земли, не прибавляя ни размышления, ни даже «да» или «нет»…» [75].

Впрочем, Розанов с самого начала представил свой рассказ как обобщение того, что он слышал от бессарабцев: они воспринимали деятельность евреев как своего рода высасывание соков из их земли и из них самих. И в разрушении и грабеже имущества евреев они усматривали некое «восстановление справедливости».

Однако беспристрастный наблюдатель с полным правом возразит, что никакого насилия или хотя бы беззакония евреи по отношению к бессарабцам не совершали: они только умело и сплоченно занимались финансово-торговой деятельностью. И никто не мешал «туземцам» сплотиться и потеснить евреев в честном экономическом соревновании. И тот факт, что они вместо этого устроили погром, свидетельствует только об их деловой несостоятельности, заставлявшей их прибегать к грубой силе. Наконец, это особенно безнравственно потому, что в целом евреи составляли меньшинство населения Бессарабии (всего около 12 %); естественно предположить, что при количественном равенстве «туземцы» и не решились бы на погром…

Все это в сущности неоспоримо; но если возвратиться к сделанному по материалам ЕЭ обзору истории конфликта евреев с основным населением, нетрудно убедиться, что дело, как правило, доходило в какой-то момент до погромов, – будь то в Англии, Франции, Германии или Австрии. То есть все «туземцы» оказывались несостоятельными…

Это, надо думать, означает, что экономический конфликт был неразрешим на экономической же почве. И в самом деле: евреи в начале XX века составляли 4 с небольшим процента населения Российской империи, но если говорить о людях, занятых в торговле, то согласно переписи 1897 года в городах империи их насчитывалось 618926, и 450427 из них были евреи (ЕЭ, т. 13, с. 649), то есть торговцев всех других национальностей имелась 168499 человек – почти в три раза (точно – в 2,7) меньше! При таких условиях собственно экономическое соревнование, конечно, было невозможно; конкурентам евреев не доставало для соревнования на равных более 280000 торговых людей…

Эти цифры характеризуют положение в Российской империи в целом; но тут же в ЕЭ отмечено, что «одни евреи сообщают Бессарабии торговое движение» (там же, с. 647).

Словом, конфликт предстает как поистине неразрешимый. При этом необходимо еще иметь в виду, что конфликт тогда был совершенно очевидным, наглядным: любой житель Бессарабской губернии, будучи вовлечен «прогрессом» в торгово-финансовые отношения, неизбежно самым непосредственным образом сталкивался в своем повседневном быту с евреями, почти целиком держащими в своих руках торговую сферу. Это важно учитывать потому, что для позднейшего, еще более «прогрессивного» устройства общества такое прямое и постоянное столкновение уже вовсе не характерно: люди, в чьих руках находится финансово-торговое владычество, в сущности, «невидимы», они не соприкасаются на бытовом уровне с большинством населения.

В Бессарабской же губернии 1903 года все было, так сказать, обнажено, и жители усматривали в забравших в свои руки торговлю евреях безнаказанных грабителей (см. приведенный выше текст В. В. Розанова). И дело обстояло, очевидно, примерно так же во всех странах, где конфликт обострялся в конечном счете до погромов…

Констатация этого факта отнюдь не означает, конечно же, перекладывания вины за кишиневский погром (как и другие погромы) на евреев. Речь идет только об уяснении тяжести, даже – что уже было отмечено – неразрешимости конфликта. Ведь погромы обычно изображаются как порождение некой иррациональной злодейской воли, чуть ли не садизма, – что, конечно же, абсолютно неверно. А тот факт, что в Кишиневе совершались в прямом смысле слова зверские убийства евреев, был обусловлен, без сомнения, использованием огнестрельного оружия, которое опять-таки нарушило принцип борьбы на равных, – поскольку у погромщиков оружия не было, а евреи составляли почти половину (46 с лишним процентов) населения города.

Разумеется, и это отнюдь не снимает вину с погромщиков; дело идет только об объективном понимании ситуации. Ведь вообще-то безусловно господствует точка зрения, согласно которой евреи в конфликтах с остальным населением Земли всегда и везде, в любой стране и в любое время являли собой абсолютно ни в чем не повинные жертвы корыстных, тупых и жестоких палачей. Это, конечно, не значит, что уместно и достойно выдвигать – пусть даже со всяческими оговорками – противоположную точку зрения (что во всем виноваты-де только евреи). Поскольку погромщики обычно первыми начинали насилие, никакие последующие события не могли их «оправдать», снять с них исходную вину.