Прежде чем перейти от коллективных работ общего характера к монографиям и статьям зарубежных историков, следует заметить, что в последние 10–15 лет существенно возрос их интерес к истории Киевской Руси, и они нередко находят новые темы при исследовании этого периода и высказывают нетривиальные суждения. В 2006 г. в Чикаго была защищена докторская диссертация, пересматривающая историю Киевской Руси (Raffensperger Ch.A. «Reexamining Rus’: The place of Kievan Rus’ in Europa, Ca. 300–1146). Некоторые историки считают, что влияние Византии на Русь было незначительным. Меняется освещение истории княжеских междоусобиц, их роли в поражении князей от монгольского войска в XIII в. (78, 79, 135, 176 и др.).
По-новому интерпретируется возникновение древнего государства, его политические и экономические связи. Об этом пишут С. Франклин и Дж. Шепард, Д. Кристин и др. Д. Кристин, например, стремится доказать, что «Каганат Русь» более ориентировался на Итиль и Багдад, чем на Константинополь (40, с. 21). Зарубежные историки пытаются разгадать и феномен необычайной популярности «житий» Владимира Святославича и Александра Невского и в старой, и в новой России (113, 122, 195).
Шведский историк Й. Грэнберг предпринял попытку по-новому интерпретировать историю веча, специально исследуя те значения слова «вече», которые отразились в исторических источниках (92). В начале книги он приводит цитату из Британской энциклопедии (статья «Вече») как наиболее характерную, на его взгляд, для историографии. В ней говорится, что новгородское вече обладало большой властью (оно могло выбирать князя, заключать с ним договор, ограничивающий его власть и даже сместить его; могло избирать военных и гражданских должностных лиц). Автор отмечает, что это «общепринятый взгляд на Новгородское вече». Исследователям свойственно полагать, что вече было частью структур управления на Руси, а затем таких городов-республик, как Новгород и Псков. Вече рассматривается в литературе как центр политической жизни и как конституционное установление, управляющее Новгородом. По мнению автора, эти положения «не подтверждаются источниками», и он видит главную цель своего исследования в том, чтобы выяснить, «было ли вече конституционным институтом» (92, с. 3–4).
Многие ученые, воссоздавая историю веча, используют косвенные свидетельства о нем, те, в которых не употребляется само слово «вече», что, по мнению автора, снижает уровень исследования, и потому он анализирует все тексты, в которых есть это слово. Он стремится понять смысл, содержание, значение термина в каждом конкретном случае его использования в источниках и, главным образом, в летописях.
Вече функционировало как катализатор интересов и мнений горожан. Его влияние основывалось не на определенных полномочиях властного органа, а на его «физической» силе, которую уважали или боялись, относясь к ней так же, как к сильной власти. Анализ упоминаний веча в источниках раскрыл семантическую область слова «вече». Широкий спектр значения слова «вече» в исторических документах показывает, что оно не обозначало политического института с определенной властью. У новгородцев не было общего восприятия веча как важной составляющей их независимости. Они определенно не считали его и частью своей структуры управления. И автор делает вывод: «Вече было политической силой, но не политическим институтом» (92, с. 224).
По-новому в зарубежной историографии освещается вопрос о причинах роста Московского государства. Так, К. Вудворт 9 9 Woodworth C.K. Sophia and the golden belt: What caused Moscow's civil wars of 1425–1450 // The Russian review. – 2009. – Vol. 68, N 2. – P. 187–198.
(Йельский ун-т) пишет, что с 1425 по 1450 г. московские князья жестоко боролись за княжеский престол. Однако это время гражданской войны для Москвы было периодом быстрой территориальной экспансии (при наследнике Василия II Иване III и при Иване IV). Небольшое княжество стало ядром Российской империи. Автор объясняет это следующим образом. Понимание ранней русской культуры зависит от раскрытия символических значений, расшифровки символических действий и грамматического разбора «иностранной» грамматики, какой в сущности была политика. История Софии и золотого пояса симптоматична для политики того времени. Ее определяли не группировки, например, борьба протатарской «партии» против русской «партии» или сторонников централизации против бояр. Московская политика прежде всего зависела от семейных и личных связей, неформальных, но очень реальных связей боярских кланов. Право на трон определялось не законными институтами или национальной преданностью, а скорее родственными отношениями, закрепленными браком. История с золотым поясом Софии показывает, сколь большую роль играли эти отношения в XV в. в связи с практикой создания политических коалиций, вызывавших жестокие династические конфликты. Они усложнялись спорами о наследовании престола в Великом княжестве Литовском после смерти Витовта и фрагментацией наследственной власти в Золотой орде. Эти два внешних обстоятельства отразились и на истории Москвы. Многочисленные претенденты на власть и в Литве, и в Орде стремились добиться успеха, заключая союз с Москвой. Она стала центром, стоящим между раздробленной Литвой и Ордой, раздираемой борьбой за власть. Родственные связи князей дали ей возможность распространить русскую экспансию. Эти связи были сложными, гибкими и прочными. Они соединяли различные общественные положения, географические пространства, поколения, личный политический интерес. Именно связи, а не личная власть, настаивает автор, были сущностью успешной московской политики (254, с. 198).
Читать дальше