Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Замечательно описание проводов русского войска, отправлявшегося из Москвы в поход против татар. «В слезах и во кричании ни единаго слова не может рещи от жалости сердца», – рассказывает повесть о Мамаевом побоище. Великая княгиня Евдокия в слезах не могла произнести ни одного слова, и сам великий князь едва удержался от слез, но не прослезился «народа ради», в душе жалостно плакал, а словами утешал княгиню. [684]К этой картине проводов воинов, такой простой и понятной, трудно что—либо добавить. Другая повесть о Мамаевом побоище поясняет причины этой всеобщей скорби в Москве и в других русских городах.

Нигде не хотели утешиться об ушедших воинах, потому что они пошли с великим князем за всю землю Русьскую на острая копья. [685]

Московская рать составила ядро русских войск, сражавшихся на Куликовом поле. Она и выдержала главный удар татарских войск.

Под княжеским знаменем в княжеских доспехах на Куликовом поле стоял Михаил Бренк. Сюда и устремился неодолимый напор татар. Бренк погиб, но войско знало, что это не решает исхода битвы. Ведь под княжеским стягом погиб не великий князь, а боярин.

Дмитрия Ивановича отличало бережливое отношение к воинской силе. После битвы он объезжал Куликово поле, заваленное трупами убитых воинов, и оплакивал своих сподвижников – «и проплака о всех князь великий горким плачем с великими слезами». [686]

Сказания о Мамаевом побоище передают нам речи Дмитрия Ивановича, сказанные им воинам перед началом сражения. Конечно, подлинные слова Дмитрия Ивановича всячески изменялись под пером позднейших переписчиков и составителей сказаний о Мамаевом побоище, но общая мысль речей Дмитрия передается почти одинаково – это мысль о необходимости пострадать за Русскую землю. На слова приближенных: «Аще ли спасемся, а тебя единаго не будет, чей успех будет?» – Дмитрий отвечал такой речью: «Сами разумеете, коль красно есть з добрыми людьми умрети, а прияти себе смерть мученическая». В другом случае Дмитрию Ивановичу приписываются не менее замечательные слова: «Да приях от Бога на земли власть болши всех, чести и дарове, зла ли не могу терпети, и како могу терпети, а како вас могу терпети и видети побежаемых». [687]

В собрании Государственного исторического музея имеется замечательная рукопись, которая возвращает нас ко времени памятной Куликовской битвы. Это Синодик, написанный на пергамене полууставом XV века, с добавлениями позднейшего времени. В нем мы находим почти современную запись о погибших на Куликовом поле: «Князю Федору Белозерскому и сыну его Ивану (на полях Константину Ивановичу), убиенным от безбожнаго Мамая, вечная память. И в той брани избиеным: Симеону Михайловичу, Никуле Васильевичу, Тимоф(е)ю Васильевичу (на полях Валуеву), Андрею Ивановичу Серкизову, Михаилу Ивановичу и другому Михаилу Ивановичу, Льву Ивановичу, Семену Мелику и всей дружине их по благочестию скончавшихся за святые церкви и за православную веру, вечная память». В рукописи тут написано: «возглас». На церковных службах тут возвышали голос, поминая убиенных на Куликовом поле. [688]

Москва видела и радостное событие – возвращение великого князя Дмитрия Ивановича, отныне навсегда прозванного Донским. Позднейшие версии сказаний о Мамаевом побоище говорят, что великий князь прибыл в село Коломенское и ждал здесь своего брата Владимира Андреевича, также прозванного Донским. В день торжественного вступления победоносного войска в Москву, оно выстроилось по обеим сторонам Яузы. Это было 1 октября 1380 года. Митрополит Киприан встречал великого князя в Андроникове монастыре с крестным ходом. Отсюда шествие пошло к Кремлю. Во Фроловских воротах великий князь увидел великую княгиню с княгинею Марьей, женой Владимира Андреевича, «с воеводскими женами и с воинскими». Евдокию сопровождали два малолетних сына, Василий и Юрий. Дмитрий Иванович пошел в Архангельский собор для поклонения гробам предков, а оттуда в Успенский собор.

Так рассказывается в названном нами Новгородском Хронографе, и дело будущих исследователей – определить, с чем мы тут имеем дело – с позднейшими припоминаниями и домыслами или с действительными событиями. Впрочем, указание на митрополита Киприана, отсутствовавшего в 1380 году в Москве, заставляет нас несколько осторожно отнестись к повествованию о церемониале торжественной встречи в Москве; в остальном рассказ не вызывает особого сомнения и, во всяком случае, правдоподобен. [689]