Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Истинное (а не кажущееся) число скандинавских предметов в русских древностях просто мизерно и в огромной массе других археологических находок практически равно нулю, что говорит о случайном характере их попадания в земли восточных славян. По заключению П. П. Толочко, «собственно скандинавских вещей на Руси не так уж и много», хотя в первую очередь именно археологи (наши и зарубежные) говорят о постоянном проживание в ее пределах скандинавов, причем «нередко семьями, в городах и иногда сельских местностях» [1327]. Справедливость слов Толочко видна прежде всего на материалах Киева и Новгорода, главных городов Руси, где норманнов должно было быть особенно много, и где они, конечно, должны были оставить массу следов своего пребывания. Но эти следы отсутствуют. Так, в Киеве количество скандинавских вещей не превышает двух десятков, причем ни одна из них не имеет отношение к IX в. Эта цифра особенно примечательна на фоне утверждений зарубежных ученых об основании Киева норманнами, уверенности Е. А. Мельниковой в том, что «вместе с Олегом в Киеве, вероятно, впервые появился постоянный и значительный контингент скандинавов» [1328]. Примерно столько же скандинавских предметов, сколько найдено в Киеве, обнаружено в Шестовице, где, учитывая дружинный характер поселения, замечает Толочко, их, казалось бы, «должно быть особенно много». В знаменитом Гнездове, в котором на Западе видят «анклав викингов» [1329], северные изделия встречаются, добавляет ученый, не чаще, чем западнославянские, восточные или западноевропейские [1330].

В отложениях Новгорода предметов, увязываемых со скандинавами, найдено еще меньше, чем в Киеве. В процентном отношении их число (а все они не старше рубежа Х-ХІ вв.), заключает М. В. Седова, ничтожно «по сравнению с находками славянских, финно-угорских и балтских изделий…» [1331]. Даже норманисты относят эти находки к категории «случайных» [1332]. При том, что они же утверждают, что Новгород был основан скандинавами, что он являлся «основной базой норманнов в Восточной Европе» [1333], что в нем в конце X — первой половине XI в. находился постоянный «больший или меньший контингент скандинавов: дружинников новгородских князей и наместников великого киевского князя, новоприбывших искателей богатства и славы, торговых людей» [1334]. Практическое отсутствие скандинавских вещей в слоях Новгорода тем более поразительно, что для его культурных напластований характерна, отмечают специалисты, «исключительная насыщенность древними предметами» [1335]. В связи с чем «коллекция предметов, собранная на раскопках в Новгороде за 1932–2002 гг., насчитывает в общей сложности более 150 тыс. изделий…», причем в это число не включен массовый керамический материал [1336].

Известно, какой глубочайший след, видимый и в наши дни, оставили норманны в истории тех народов, на территории которых они селились. Так, указывал Д. Щеглов, пребывание норманнов во Франции отразилось «в десятках названий местностей…». Современные зарубежные исследователи констатируют, что «даже сегодня отзвуки» скандинавского языка слышны в нормандском диалекте французского языка. По их же словам, «некоторые города, такие, как Quettehou и Houlgate, сохранили названия, которые присвоили им основатели-викинги тысячу лет назад», а «из 126 деревень на о. Льюис — одном из внешних Гебридских островов (Великобритания. — В. Ф. ) — 110 имеют либо чисто скандинавское название, либо какое-то его подобие». Восточная Англия, подвергшаяся датской колонизации и где в 886 г. по мирному договору предводителя датчан Гутрума с англосаксонским королем Альфредом Великим был основан Данелаг (по-английски Дэнло, Дейнло, «область датского права»), до сих пор несет на себе ярко выраженный скандинавский отпечаток. А в восточном графстве Линкольншир «более половины современных названий деревень имеют скандинавское происхождение» [1337]. Х. Ловмяньский, сообщая, что «в целом в Дэнло выявлено огромное число топонимов скандинавского… происхождения», поясняет: в Линкольншире «они превосходят число английских названий». Шведский ученый И. Янссон отмечает, что в Британии и Ирландии скандинавы «оказали значительное влияние на английский язык и местную топонимику» [1338]. Ничего подобного русская история и русский язык не знают совершенно, и ни один из городов Руси не носил скандинавского названия. Хотя, как неоднократно подчеркивает ПВЛ, варяги активно занимались градостроительством (862, 882, 988) [1339]. А это, в свою очередь, заставляет повторить вопрос, заданный норманистам в 1876 г. П. Бурачковым: «Если Олег начал ставить города и посадил в них варягов-князей… то почему самые города получили названия славянские, а пороги — норманские?» [1340]. И на Руси, конечно, была бы совершенно иная топонимическая картина, если бы все было так, как рисовал М. П. Погодин: Рюрик велел норманнам «по исконному обычаю норманнов, рубить везде города или крепости…», или как воображал себе С. Рожницкий: скандинавы «только с того и начинали свою деятельность, что рубили города, могущие служить защитой их господства над иноплеменным племенем» [1341].