После пребывания в Аламаннии (в июне 887 г.) Эд исчез, или, точней, его деяния и поступки в последующие месяцы недоступны для исторического исследования; в настоящей работе такое будет встречаться даже слишком часто. Наконец, более чем через месяц после свержения императора, в самом конце года, он вновь появился в Туре, подписав акт как граф и как аббат монастырей Святого Мартина и Мармутье [407]. Ведь во время его пребывания в этом городе [408]к нему неожиданно пришли монахи Мармутье и бросились ему в ноги с мольбой помочь им в беде, утверждая, что место, где они получили постриг и рукоположение, чтобы служить Господу, обращено в ничто, что имения, прежде данные им, чтобы они могли кормиться за счет этих земель, у них несправедливо отняты; правда, они сознают, что ни место, ни время не подходят для того, чтобы пособлять им, но страшатся, что на клочок земли, который у них еще остался, обрушится новая беда, поэтому просят о праве свободно пользоваться тем, что еще осталось от их имения, и молят Эда поддержать их ради сохранения домов, территорий и садов, каковыми они владеют как в монастыре, так и в городе. В самом деле, в 856 г. аббатство Мармутье разрушили норманны [409], а его владения расхищали магнаты. Поэтому Эд, который, как, возможно, и его отец, был сам небезупречен и участвовал в подобных захватах, удивленный и испуганный зрелищем всех этих монахов, простертых у его ног [410], тронутый их Мольбами и слезами, удовлетворил с согласия архиепископа Турского их просьбу, пообещав дать и больше, если его дни продлятся. Эда тогда окружали многочисленные «верные» [411], среди которых в качестве подписанта этого акта был и его брат граф Роберт.
Таким образом, в последние дни 887 г. в положении Эда в принципе ничего не изменилось: королем он не был; Карл III, уже месяц как свергнутый за Рейном, в Западно-Франкском королевстве еще мог считаться государем — во всяком случае, его место не заняли и не займут до самой его смерти [412]и даже более месяца после нее.
Могло показаться, что наследование ему в Западно-Франкском королевстве предрешено заранее: ведь именно в этом королевстве жил последний и единственный легитимный Каролинг, Карл по прозвищу Простоватый, посмертный сын Людовика Заики и Аделаиды [413]. Увы, ему было всего восемь лет [414], и, на взгляд современников, он был слишком юн, чтобы царствовать и защищать подданных от норманнов, со стороны которых можно было ожидать еще более страшного нашествия, чем предыдущие [415]. Западным франкам нужны были не только голова, на которую они могли бы надеть корону, не только король, который был бы королем лишь по названию, но смелый вождь, суровый и неустрашимый боец. А род, права которого на престол были столь торжественно освящены папой Стефаном II, когда он помазывал Пипина, мог предложить только ребенка. Сколь бы глубокими ни были корни, которые пустил в душах принцип легитимности, люди того времени были вынуждены от него отступить: им пришлось обратиться если не к формальным выборам, то по крайней мере к принципу выборности [416]и выбрать человека, никоим образом не принадлежавшего к династии, уже более века дававшей им государей. Этот отказ от легитимности не был для них ни делом принципа, ни заранее обдуманным умыслом. Так распорядились обстоятельства; пришлось покориться необходимости. Как писал один историк X в., «стали они [франки] совещаться об избрании короля, но не потому, что стали предателями, а потому, что гневались на своих врагов» [417]. Поскольку им был нужен вождь против норманнов, Эд вполне подходил на эту роль: император Карл III дал ему положение, позволившее ему не только распространять свое влияние, но также остаться на виду и не быть забытым за два года, которые продолжалась осада Парижа. То есть скипетр собирались передать герою достопамятного сопротивления, ставшему в некотором роде национальным героем. В конце IX в. во Франкской империи главным качеством претендента на престол, как и главным долгом короля, была способность дать напуганному народу защиту от норманнов. Западные франки хотели короля для себя [418]и только для себя, короля территории, который вместо того, чтобы идти в Италию и добиваться там признания за собой императорского сана, как сделал Карл III, был бы более всего заинтересован в том, чтобы защищать их, потому что, защищая их, их семьи и их имущество, он защищал бы самого себя, собственную семью и собственное имущество. Такого испытанного бойца западные франки нашли в лице Эда. Он был величайшим защитником королевства, первым после государя, единственным, кто был способен царствовать [419]; он стал нужным человеком. Он, правда, никак не был связан с Каролингами. Ну и что? Раз эта династия не могла дать защитника, пришлось его искать в другом месте.
Читать дальше