Л. Стаханова: Нападение на короля Франции, или Богатые тоже плачут

Дорога. Город.
То — пешие. И шепот,
и улыбка: «Как бы Луи…»
А? Теракт? Карета —
бах! Ухаб?
Куст? Сук?
Арапов во — пара!
А шут — как туша.
Сир — как рис,
как бел хлеб, как
мел: «Шлем!!!
Кипу пик!»
Он: «Рубите, дети, бурно!
Йо! Валите, дети, лавой!
Мрут? Штурм!
Ан, сто лет опух, употел от сна,
от дрем, смерд-то.
Но, а чуть — туча он:
топор, ропот!
Раб туп, и хам он, но мах — и пут бар
и щи!
Да, гневен, гад!
Я — деспот? Стоп, сед я!
Да, корона! Но рок — ад!
Но то — венец, в цене. Вот он!
Я не дам оргии! Громаден я!
Еще угомоню. Но могу еще!
Вон!!! А, карать тараканов!
У, быдло! Кол! Дыбу!»
Гон, топот ног.
Ража жар.
Ему в ухо: «Риск, сир!» Ох! У, в уме —
мрак карм.
Но вот — худо: дух-то вон,
о пол — хлоп! О!
Кошмар драм! Шок!
Гул слуг:
«Лих, а хил.
Ох, рано, монарх! О!»
И у Луи
не лоб болен —
удар! Рад — у! —
барин и раб,
у, рад удару:
«Во, того — готов!
А, себе — небеса?
Шиш!
Ан — нам манна!»
О, босота — жуть! — тужат особо:
«Давитель, лети в ад!»
Ликовал и лавок ил.
А Руан — на ура!
Но и Лион,
Марселя лес рам.
«Но, а был глыба он?»
«Не, чуть тучен.
Но не видал (а дивен он!)
жира Париж?»
То — хохот,
то — гогот.
Но (тс!) — стон.
Или шепот? Опешили:
«Уж и вот сел. Ест! О, вижу!»
А вон — снова
шкура, вопит (и повару — кш!):
«У, живу! Еще увижу
роз узор,
лак, резь зеркал,
роскоши шок, сор.
(Я — мот?) Помаду дам оптом я…
И шум уши
и
тенор тронет.
А дукат — и вся свита куда?
Тут как тут!
Я нежен? Я?
Я — велик! И лев я!
А спущу пса —
и
цыц!
Во: махом — и мимо хамов
рву!»… Лувр!
Но он
и
тут
не дома (а моден
он еще, но…):
«Нет — снам, бо обман стен,
кора арок,
а
покои — окоп».
А зал глаза?
А ниши тишина
гулка, как луг?
Ох, и тихо!
И тати!
А ножи Дижона?
Или
от стилета дур — груда тел. И — тс! — то
и нет его рода… На дороге — тени.
Возня. А? Что? И отчаян зов.
А вон — снова,
и
лепет (но еще он тепел):
«Сир, беда! Дебри-с
(о!) тут — не Лувр (о!). Сорву ленту-то
пут я. Как я туп!
Лето хотел,
сон, луну. Сунул нос
и
уже лежу
тут!
(У, кару дураку!)
Миг — он многим
беду судеб
неся, ясен:
то вот —
хорош шёлка клёш, шорох;
то вот —
на! — крах, аркан.
Я и ты — босы (события!).
Но вон
как:
и вор к крови
голоден (не долог
улыбке век был, у…),
а лила
она!!! Но
я мок (о!). Ранен ненароком
от меча зачем-то…
Мутит ум!
Уж (ох!) ухожу»…
И
умер. «Ему,
о, да не надо
лав хвал.
Он? (Тс!) Он верен не ревностно?
У, чушь! Шучу!
У, лгу!»… В углу —
тип, и шипит:
«Не роз (а разорен!)
тут
аромат, а мора!
Пуст суп?
А вар-то тот — отрава.
Яд, яд, дядя!
Яд! И, видя
ужаса сажу,
обмер Рембо?
Тина ланит
зелена? Не лез
бы туда — аду ты б
(о!) надобен? Небо дано
тебе, щебет
там (о!), рая аромат!
А ты быта
(у!) взял язву.
Умен! Жил, ближнему
даря? Шиш! Я рад,
отче, что
худо, дух
вон. Снов
и нет тени!
Так-то вот, кат!
Шанс наш!»
И
тут
нож он
(тень, нет
луны), вынул,
и у Луи —
мороз узором
тело колет,
лишил
(«Я — и не жив?») движения.
(«Уже лежу?
Вот — о! — готов
убор гробу?
То от
ума сам — у! —
в
узел лезу?»)
Ад же дан! Чу — луч («Надежда?»).
Топот.
Гомон («Но мог
и
быть ты б
менее нем!»)
Но, а он:
писк, сип,
пот… Стоп!
О, мимо! Мимо!
Или…
А!!! Чаду — удача:
плоть толп,
стража… «Жар, тс!
Он не жив день — недвижен, но
не (вон и виновен!)
умер. Ему
еще
народа надо ран,
мора даром,
беду судеб.
А вон снова
смена на нем-с:
иго тоги».
Ирод, ори!
«Агония? Шиш! Я и нога —
топ!» — И пот,
и туже жути
он жал влажно:
«Я —
велик, аки лев!»
Он — сир присно!