Array Сборник - Великие русские женщины. От княгини Ольги до Терешковой

Марианна обладала редким умением – сопереживать и искренне радоваться таланту и успехам других художников. Именно оно определило ее дальнейшую судьбу на много лет вперед. Молодая женщина была душой компании на репинских вечерах, где и познакомилась с Алексеем Явленским, офицером, оставившим военную карьеру ради служения искусству. Еще один ученик Репина, он, без сомнения, был талантлив. А Марианна поверила в его талант безоговорочно и безоглядно, ставя однозначно выше своего.

«Она являла собой тип амазонки – сильной, воинственной, неприкосновенной девы… Она считала, что ее чистота и целомудрие придают ей особую силу»

Явленский часто посещал мастерскую художницы в Петропавловке, приезжал в имение Веревкиных Благодать, делился мечтами о жизни и обучении в Европе. Он признавался Марианне в любви, она клялась ему в самой верной дружбе. Но средств на то, чтобы организовать отъезд, у Явленского не было. И Марианна решила обратиться за помощью к отцу. Генерал содержал обожаемую дочь за счет доходов с имения, после его смерти Марианне полагалась бы военная пенсия за отца, но только до того момента, как она вступит в брак. Чтобы не лишать любимицу дохода, Владимир Николаевич взял с Алексея Явленского слово офицера, что тот останется с Марианной до конца жизни, и благословил их на гражданский брак. В 1896 году генерала Веревкина не стало. После его похорон Марианна и Алексей решили уехать в Мюнхен.

М. В. Веревкина «Черные женщины» (1910)

Мюнхен конца XIX века как центр культуры, пожалуй, ничем не уступал Берлину или Парижу. Вместе с другими русскими художниками Марианна и Алексей занимались в знаменитой школе живописи Антона Ашбе. Дом номер 23 по Гизелаштрассе, в котором поселилась молодая семья, стараниями Марианны превратился в «Розовый салон», где, как и в мастерских Репина в Петербурге, собирались артисты, художники и поэты. Игорь Грабарь, Анна Павлова, Сергей Дягилев, с которым Веревкина дружила с детства, Василий Кандинский, Эмиль Нольде, Вацлав Нижинский – они встречались, чтобы обсудить проблемы современного искусства, символизм, психоанализ Фрейда, философию Штайнера – им все было интересно! Искусствовед Густав Паули писал: «Центром, источником этого энергетического поля, которое ощущалось почти физически, была баронесса – грациозная женщина с черными глазами, полными яркими губами, с поврежденной во время охоты рукой. Она доминировала над всеми».

«Источником этого энергетического поля, которое ощущалось почти физически, была баронесса – грациозная женщина с черными глазами, полными яркими губами…»

Да, Марианну и в то время, и впоследствии часто именовали баронессой, ведь благодаря дворянскому происхождению она имела право присоединить к своей фамилии частицу «фон», как бы смешно для русского уха ни звучало сочетание «фон Веревкина». И да, она была центростремительной силой этого кружка, который на средневековый манер скоро стали именовать Братством святого Луки.

А еще Марианна совершила поступок, абсолютно немыслимый для большинства истинных творцов, но столь естественный для истинной женщины: она решила оставить живопись, чтобы полностью посвятить себя художественному образованию и творчеству мужа, которого среди своих она называла Лулу. «Если Лулу с Божьей помощью достигнет своей цели, станет художником, какого я предчувствую в нем, я обрету смысл существования, моя жизнь будет прожита не зря».

Это «молчание» затянулось почти на десять лет! Правда, оно отнюдь не означало отхода Марианны от искусства в целом. Она активно участвовала в создании обществ современного искусства, например «Синего всадника», мимо нее не проходило ни одно новое веяние, будь то литература, эстетика или философия. Она, обладая незаурядным аналитическим даром, день за днем обсуждала с друзьями творчество Ван Гога, Гогена, Тулуз-Лотрека, японскую гравюру, народное искусство… А еще она вела дневник, свои знаменитые «Письма к незнакомцу» («Let-tres a un inconnu»). На этих страницах – итоги ее философских размышлений, откровения женщины и художника. «Я хочу работать. Меня охватывает невыносимое желание работать с краской. Я вижу формы с поразительной интенсивностью. Но почему же нельзя рисовать? Зачем продолжать работать? Мне не хватило веры, а привычка отходить на второй план завершила дело. Художница ли я? Да. Женщина ли? К сожалению, тоже. Могут ли обе продолжать идти рядом? Нет».