Езид Гехинский - Слово мудрости. Афоризмы, размышления, наставления. Книга пятая

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется, —

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать…

Если душа родилась крылатой —

Что ей хоромы – и что ей хаты!

У каждого человека свое призвание: один изобретает, другой систематизирует. Последнее не требует ничего, кроме добросовестного усердия. Потомки сумеют оценить и то и другое.

Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат.

Или как можно короче, или как можно приятнее.

Слова обладают огромной силой, если вы не сцепляете их одно с другим в слишком длинные цепочки.

…Сила речи состоит в умении выразить многое в немногих словах.

Много говорить и много сказать не одно и то же.

Пишите так, чтобы словам было тесно, мыслям – просторно.

Прекрасная мысль теряет свою цену, если дурно выражена, а если повторяется, то наводит на нас скуку.

Первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом.

В прозе Б.Шоу нет ни одного лишнего слова, так же как в музыке Моцарта ни одной лишней ноты.

Я правил свое стихотворение полдня и вычеркнул одну запятую. Вечером я поставил ее опять.

Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности.

Как ужасно вредна для художественного произведения фальшивая нота, отсутствие чувства меры.

А.Камю в своих произведениях превыше всего ставит чувство меры.

Мне всегда казалось, что приобщить к своей мысли, убедить других я могу лишь остротой и ясностью формулировок своей интуиции.

Мне свойственно настоящее опьянение мыслью, опьянение творческим подъемом, опьянение мечтой, опьянение ароматным воздухом.

Наиболее важные для меня мысли приходят мне в голову, как блеск молнии, как лучи внутреннего света. Когда я начинаю писать, я иногда чувствую настолько сильный подъем, что у меня кружится голова.

Человек самого недюжинного ума, не всегда бывает ровен: вдохновение то осеняет, то покидает его… В последнем случае – если только ему не чужда осмотрительность – он старается поменьше говорить, ничего не пишет… Можно ли петь, если горло простужено? Не разумнее ли подождать, пока восстановится голос?

Вы можете избрать любую форму – лирическую, шутливую или торжественную, но при этом всегда добивайтесь глубины: заполняйте страницы впечатлениями, строчите столбцы и целые тома, только если вы передаете ваши истинные чувства. Иначе это приводит к чрезмерному обилию подробностей, схваченных на лету, приукрашенных, размазанных, раздутых, словно автор боится, что пишет в последний раз. Не могу передать, сколько, по моему мнению, проистекает из-за этого неудач даже в тех случаях, когда мы имеем дело с талантливыми авторами, с лучшими стихами и прекраснейшими страницами прозы. О, конечно, в них много сноровки, виртуозности, проворства, искусной работы; а вместе с тем есть и то неуловимое, что большинство заурядных читателей совсем не замечает, и даже человек со вкусом может пропустить, если не будет настороже: подобие таланта, подделка под него, то, что называют «шиком» в живописи и что делается с механической ловкостью, но без участия души.

Весь талант сочинителя состоит в умении живописать и находить точные слова.

Лабрюйер с его обилием поразительно глубоких мыслей о человеке и жизни может оказаться полезным для нас в самых различных обстоятельствах. И тот, кто хочет совершенствоваться, кто хочет оградить себя от ошибок, преувеличений, недостойных чувств, должен обратиться к этому бессмертному моралисту.

Любопытно, что у Лабрюйера можно найти целый ряд высказываний и идей, на редкость близких нам сегодня.

Несмотря на свидетельство Фабра, будто Лабрюйер сказал, что «отбор чужих мыслей уже есть творчество», надо признать, что по отношению к Лабрюйеру это «творчество» слишком легко и соблазнительно, чтобы предаваться ему необузданно.