Неоднозначность и бедность терминологии телесных наказаний также наводит на мысль об их сравнительно незначительном месте в праве. «Запись о душегубстве», например, различает преступления, по которым взыскиваются штрафы («пенное дело») и по которым предполагаются наказания («поличное»), но в дальнейшем в московских правовых памятниках мы не находим такого же или подобного терминологического различения. Московское право не перенимает даже ту минимальную детализацию, какая встречается в псковской Судной грамоте рубежа XIV–XV веков. В ней степени телесных наказаний устанавливаются предписанием судьям «казнити по… вине»; поскольку глагол «казнити» с X века использовался для обозначения и телесного наказания, и смертной казни, здесь последняя определяется выражением «живота не дати» (то есть лишить жизни) [554]. Московские сборники законов XV века, напротив, не предлагают никаких рекомендаций по степени суровости наказания, и только Судебник 1497 года различает смертную казнь и телесное наказание, используя фразу «казнить смертною казнью». Этот же кодекс с большей ясностью определяет «торговую казнь», говоря, что она состоит в битье кнутом [555]. И все же двусмысленность в употреблении слова «казнить» сохранялась и далее в московских судебниках.
Подытоживая, можно сказать, что до середины XVI века московские судебники предусматривали телесное наказание и смертную казнь только для наиболее тяжких преступлений. Восточнославянское и раннемосковское право отвергало бóльшую часть пенальных стандартов римского права, как оно передавалось в сборниках церковного права. Принятие инквизиционного процесса и пытки к XVI веку в определенной степени отражает воздействие того возрождения римского права, которое происходило в Европе, однако свирепые членовредительные наказания, присущие римскому праву, не были переняты до XVII века. До этого времени наказание тела уравновешивалось другими санкциями.
В губных грамотах середины XVI века находят наиболее прямое отражение возрожденные стандарты римского права в области преследования уголовных преступлений – убийства и повторных воровства и грабежа. В них широко предписывались пытки и битье кнутом, а также вводилось определение «казнити без милости» в отношении телесного наказания; тем самым устанавливались градации интенсивности в порке. Согласно губным грамотам, телесное наказание применялось и к сообщникам преступления, позволяя губным старостам подвергать битью кнутом и смертной казни и виновных преступников, и тех, кто их укрывал. Наличие криминальной репутации и вещественных улик требовало казни, но в то же время, как мы говорили выше, применение пыток ограничивалось ступенчатой процедурой [556].
Государство также довольно рано сформулировало задачу контроля над должностными лицами; к середине XVI века к ним уже применялись телесные наказания. В то время как Судебник 1497 года только запрещал судьям совершать злоупотребления, Судебники XVI века уже содержали угрозу наказания за это кнутом [557]. Судебник 1550 года, в котором телесные наказания предусмотрены примерно в четверти из его 100 статей, особое внимание уделял взаимодополняющим задачам наказания за коррупцию и защиты достоинства суда: битье кнутом на торговой площади ожидало лжесвидетелей (ст. 99), такое же наказание или заключение в тюрьму – того, кто ложно обвинит судью в злоупотреблениях (ст. 6, 8–11, 33, 34, 42) или станет бить челом «не по делу» (ст. 7). Но помимо этого в Судебнике сохранялась традиция компенсаций и гибкость в вопросах о нанесении легких увечий: размер возмещения зависел от социального статуса пострадавшего и от тяжести повреждения; закон разрешал и полюбовное разрешение споров [558]. Отдельные указы до конца XVI века грозили телесным наказанием за преступления, подрывающие государственный интерес, в частности за уклонение от военной службы [559].
В законодательстве первой половины XVII века телесные наказания продолжали использоваться при тяжких преступлениях [560], но в то же время в Разбойном приказе разрабатывали более детализированные стандарты применения и смертной казни. В законе 1625 года только умышленное убийство объявлялось достойным смерти; убийство, совершенное без заранее обдуманного намерения и сговора, в частности во время драки или по «пьяномум делу», каралось суровым телесным наказанием, обычно битьем кнутом, а в случае если инцидент произошел между крепостными, убийца с семьей выдавался хозяину убитого крестьянина в возмещение. Последующее законодательство уточняло нормы компенсации за долги убитого и ввело денежный штраф вместо физического обмена крестьянами. Кроме того, в мае 1637 года Разбойный приказ несколько изменил порядок применения телесных наказаний, когда казнь беременных женщин, приговоренных к смерти, была отсрочена на срок в шесть недель после родов [561]. Таким образом, в течение первой половины XVII века законодательство России развило систему градаций в наказаниях, увеличив применение телесных наказаний и смертной казни за преступления, существенно подрывавшие государственные интересы или направленные против местных сообществ.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу