Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Многие разбирательства оперативно продвигались вперед, часто благодаря инициативе тяжущихся, пытавшихся уладить уголовное дело миром, несмотря на запрет делать это (см. главу 7). Расследование одного убийства на Белоозере началось 3 августа 1638 года, но первые аресты были проведены лишь в начале октября, а 25 января 1639 года стороны пришли к соглашению. Таким образом, процесс занял пять месяцев. В Ливнах убийца был допрошен 24 марта 1648 года, а в мае воевода писал о деле в Москву. 30 июня 1648 года в столице приказали подвергнуть обвиняемого пытке, а приказ об этом был получен к 20 июля. В этот день семья убитого просила о полюбовном решении, и эта просьба была удовлетворена 30 июля: всего прошло четыре месяца. Другое дело расследовалось дольше: в середине июля 1658 года два землевладельца в Великих Луках обвинили друг друга в убийстве и нанесении тяжких телесных повреждений их крестьянам в драке во время спора за ржаное поле. Расследование, включая пытку, быстро продвигалось, но затем затянулось на всю зиму. 23 марта 1659 года участники тяжбы подали мировую запись. Общее время, потраченное на дело, равнялось девяти месяцам [354].

Суд на местах мог действовать эффективно, как показывают примеры нескольких белозерских судей. Один воевода потратил шесть недель на то, чтобы решить убийственное дело в 1613 году (с 8 августа до 17 сентября); в 1688 году белозерский судья решил за месяц (с 12 января до 15 февраля) дело об убийстве, в которое была вовлечена женщина. Четыре года спустя по делу, начатому где-то в апреле, приговор вынесли в июле. В других случаях, даже когда воеводы писали в Москву о вынесении вердикта, суд был скорым. Так, в деле 1647 года сын убил своего отца в Ливнах (около 450 км к югу от Москвы) 17 ноября. В приказе вынесли смертный приговор 27 декабря, в Ливнах его получили 29 января. После задержки (по неизвестной причине) казнь совершилась 11 апреля 1648 года. Временной отрезок между совершением преступления и приведением в исполнение приговора составил пять месяцев. Для решения другого дела потребовалось два года: три человека были арестованы 15 января 1690 года по коллективной челобитной местного населения, обвинявшей их в совершении преступления. Галицкий воевода подверг всех троих нескольким пыткам, допросил свидетелей и провел обыск среди местного населения и запросил решение в Москве. Судебный процесс занял два года, но к 8 января 1692 года приговор уже был получен – виновные отправлялись в ссылку [355].

То, что судебная система была обязана реагировать на челобитные тяжущихся, давало возможность чиновникам и сторонам манипулировать делами и запутывать их; и все же добросовестный труд судейских не прекращался. Судьи начинали следствие, приставы арестовывали злодеев, судейские чиновники вели дела; в идеале конечной точкой их деятельности было приведение приговора в исполнение. И местные жители, и участники тяжбы манипулировали ходом дела как могли: кто-то мог позволить себе дать взятку, другие осмеливались противиться предписаниям суда, многие сотрудничали с судом в той мере, в какой они чтили царскую власть и свою присягу и в какой верили, что деятельность суда может служить их интересам. В то же время у судей существовали жесткие рамки, моменты, когда они применяли всю данную им законом власть. Один из таких моментов наступал тогда, когда дело доходило до пытки.

Московская пытка была ужасна, хотя обманчиво проста: чаще всего прибегали к сечению кнутом. Никаких изощренных средневековых инструментов. Перед сечением человека подвешивали за руки – это называлось «дыба» или «бревно». К ступням могли привязать груз, чтобы усилить страдания, при этом человека иногда трясли. Это так и называлось – «встряски». Чтобы пытка была более жестокой, могли жечь огнем или применять раскаленные клещи [356]. Практиковалась и пытка водой. Ее в подробностях описал врач царя Алексея Михайловича Сэмюэл Коллинс: «Затем ему обривают макушку головы и на голое место капают холодной водой, и часть тех, кто это пережил, считают водную страшнейшей из пыток, ибо каждая капля пронзает, подобно стреле, до самого сердца» [357]. Все это проделывали, чтобы получить признание, «царицу доказательств» расследования. Уверенные в том, что пытка всегда даст нужный результат, московские законоведы допускали пытки даже в дни праздников и торжеств, поскольку, как сказано в указе 1639 года, «розбойники и тати и в праздники православных крестиан биют, и мучат, и огнем жгут, и до смерти побивают» [358].