Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Попытки контролировать качество работы аппарата были немногочисленны и слабы. Управление современной бюрократией включает в себя такие стратегии, как назначение на основании испытания годности, регулярная проверка приходно-расходных книг, частые внешние инспекции, регулярные перемещения с должности на должность, чтобы приструнить чиновников. В Москве той эпохи служащие приказов находились под регулярным наблюдением, но в провинции такой контроль оказывался неэффективен [289]. Хотя от воевод требовалось составлять годовые отчеты и проводить инвентаризацию при вступлении на службу и при сдаче должности, эти моменты контроля не предотвращали растраты воеводами запасов или пренебрежение материальной частью. Правительство время от времени пыталось проводить чистки чиновников, приросших к своим местам. В 1632 году муромский губной староста получил приказ о выборе новых губных целовальников вместо тех, кто служил «лет по пяти, и по шти, и по десяти, и болши»; нововыбранные теперь были обязаны служить не более года. В 1661 году по неудавшемуся проекту реформы всех воевод и их аппарат должны были заменить губные старосты и персонал губных изб [290]. Москва обычно не имела возможности проводить такие реформы и предпринимать другие начинания в масштабах всей страны.

Более того, препятствием для сурового наказания было предусмотренное законодательством социальное неравенство. Соборное уложение открывалось обещанием неподкупного правосудия: «Всякая росправа делати всем людем Московского государьства, от большаго и до меньшаго чину, вправду», но не закона, одинакового для всех. Совсем наоборот. Скорее разные социальные группы находились в различном положении по отношению к закону. Например, представители элиты обладали фактическим иммунитетом к телесным наказаниям, кроме случаев наиболее тяжких преступлений (см. главы 9 и 10). Практика различного обращения с разными общественными группами была краеугольным камнем того, что Джейн Бербанк назвала «режимом имперского права», то есть когда группы, выделяемые по социальному классу, этничности, территории или религиозной конфессии, управлялись согласно сочетанию их собственных обычаев и надстраивающегося над ними имперского права [291]. Такая политика прослеживается по отношению к различным социальным группам с самых ранних законодательных памятников, а по отношению к неправославным инородцам – с самого основания Российской империи в XVI веке. Политика позволяла поддерживать стабильность, но присущее ей благоприятствование высокому социальному статусу мешало наказывать высокопоставленных сановников.

Другим препятствием были недостатки определения коррупции в законах. Характерно, что первые три главы Соборного уложения о государственных преступлениях не содержат упоминания о небрежении служебными обязанностями. Более того, не происходило профессионализации государственных служащих, которая могла бы препятствовать коррупции. Интересы русской элиты сосредоточивались на военной службе, а административные функции оставались второстепенными. В Московском царстве так и не возникло элиты, занятой гражданской службой, вроде «дворянства мантии» или других профессиональных кадров, благодаря которым, как было в других странах, вводились более высокие профессиональные стандарты, социальный престиж и политический капитал [292].

Смешение формально-правового и личного в московском управлении также способствовало созданию культуры, открытой злоупотреблениям и эксцессам. В коллективных челобитных XVII–XVIII столетий, при всей критике неэффективности и коррупции чиновников, демонстрируются представления о гражданской службе в понятиях персональных взаимоотношений. Местное население не искало непредвзятого управления по закону, а просило учреждения местных судов, в которых бы служили местные жители, способные выносить решения, сообразуясь с обстановкой и знанием принятых в данной округе норм. Это прокладывало дорогу фаворитизму [293]. Подданные Москвы, кроме того, располагали крайне ограниченным набором инстанций, рассматривавших и наказывавших случаи коррупции. Когда власть решала наказать должностных лиц на местах, она не могла опереться в этом на независимую полицейскую структуру, но должна была прибегать к помощи соседнего воеводы. Например, в деле 1650 года в Юрьеве-Польском губному старосте было велено наказать воеводу, взыскав с него штраф и прочитав ему царский выговор перед собравшейся толпой. Сходным образом в 1669 году верейскому воеводе приказали произвести наказание его коллеги из расположенного по соседству Можайска, а также тамошнего подьячего. Глазьев упоминает случаи, когда губным старостам поручали расследовать коррупцию их городовых воевод и наоборот [294]. Когда равные должны были наказывать равных, создавались ситуации, благоприятствовавшие злоупотреблениям.