Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Земельные пожалования и крепостное хозяйство являлись привилегией немногих. По мере того как в России вводились новые военные специальности (пушкари, стрельцы, солдаты и драгуны), появлялись новые стратегии их обеспечения. Располагавшиеся посредине между привилегированной стратой и налогоплательщиками члены этих социальных групп не платили налогов, но и не могли владеть землей с крестьянами. Они обеспечивали себя, обрабатывая земельные участки, которые получали коллективно на все подразделение, а также занимаясь торговлей (с которой налоги с них уже взимались) [251]. Некоторый доход чиновникам приносили служебные повинности населения по обеспечению подвод, строительства и ремонта. Всего вышеперечисленного хватало только для комфортабельного существования небольшой верхушки. В указах, предупреждавших чиновников о запрете на дополнительные поборы с населения, и в отдельных челобитных с просьбами об увеличении жалования постоянно встречаются жалобы на безденежье. Так, мценский воевода в 1635 году доносил, что его подьячий служит уже 15 лет «без твоего государева без денежнаго и без хлебнаго жалования». Государство часто пыталось экономить на подьячих. Наказывая им в 1646 году быть вооруженными и готовыми к военной службе, в 1678 году оно урезает вполовину их оклад, а в 1679 году определяет для них выплату жалованья из судебных пошлин и неокладных сборов, а не из выплат местного населения [252].

Таким образом, государство поддерживало иной вид содержания за общественную службу, позволяя «кормиться от дел». Эта фраза имела два значения. В самом прямом смысле она отсылала к праву чиновника собирать в свою пользу пошлины за выполнение тех или иных функций, многие из которых были определены законодательными памятниками с 1497 года. Другие судебные доходы поступали напрямую в казну, и оба вида налога росли в ответ на постоянные войны XVII века. Значение подобных пошлин демонстрирует тот факт, что в приказах, не принимавших челобитные, оплата труда подьячих была в три-пять раз выше, чем в тех, где рассматривались прошения, – это было необходимо, чтобы компенсировать потери тех, кто не мог получить дополнительный доход от пошлин с просителей [253].

Система «кормления от дел» относилась также к обязанности местного населения обеспечивать содержание чиновников, направленных из Москвы. Воеводы, сыщики, губные старосты, занимавшиеся таможенными сборами, снабжались местным населением. Иногда наказы воеводам определяли объем собираемых средств; в большинстве случаев он регулировался местными обстоятельствами. Практика могла быть доходной: например, один дворянин жаловался в Разрядный приказ в 1653 году, что он был пожалован воеводством в Рузе, но жители отказались принимать его, предпочитая ему губного старосту. Он утверждал, что залез в большие долги, чтобы добраться туда; он не собирался делить обязанности (и подарки) с губным старостой. Москва подтвердила, что он должен быть воеводой [254].

Когда прибывал воевода, представители местного сообщества приветствовали его в подготовленном для него доме, куда заранее завозили еду, домашних животных и собирали прислугу. В дополнение к обычному обеспечению провизией чиновник во время своей службы получал подарки на праздники и другие общественные случаи. Исследования опровергают распространенное мнение о том, что подобное натуральное обеспечение провизией, также называемое «кормлением», было упразднено в середине XVI века – оно прекрасно существовало даже в XVIII столетии [255]. Следствием системы содержания и подношения подарков, несомненно, была коррупция, но, благодаря личным связям и взаимным обязательствам, связанным с дарением подарков, она могла также способствовать созданию устойчивого управления.

Как доказывали Марсель Мосс и другие исследователи, обеспечение государственных чиновников подарками было древней традицией в управлении европейских и других стран. В Европе раннего Нового времени тексты Сенеки и Цицерона о дарении подарков чиновникам переводились и активно распространялись, поскольку люди пытались понять, что приемлемо, а что нет и где проходит линия, разделяющая подарок и взятку. В классических текстах различие между подарком и взяткой лежало отчасти в публичности подарка (секретности дарения следовало избегать) и отчасти в его стоимости (чрезмерно дорогие подношения походили на взятку). Круг приемлемых общественных подарков был поразительно одинаков во всей Европе. Еда и вино были приемлемы, а также одежда, если только она не была чересчур изысканной. Предметы роскоши – серебряные кубки, книги с инкрустированным драгоценными камнями переплетом – уже вызывали подозрение [256].