Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Иностранцев неприятно поражал в Московском государстве уровень коррупции в органах власти. Сигизмунд фон Герберштейн в начале XVI столетия, например, писал, что «всякое правосудие продажно, причем почти открыто», метко подмечая, что, «возможно, причиной столь сильного корыстолюбия и бесчестности является сама бедность, и государь, зная, что его подданные угнетены ею, закрывает глаза на их проступки». Поколение спустя Джильс Флетчер обнаружил, что коррупцией поражена вся система местного управления сверху донизу: «Сами по себе они [воеводы. – Примеч. ред. ] не могут похвалиться ни доверием, ни любовью народа, которым управляют, не принадлежа к нему ни по рождению… не имея никакой собственности и являясь каждый год свежие и голодные, они мучают и обирают его без всякой справедливости и совести. Главные начальники Четвертей не обращают внимания на такие поступки, для того чтоб в свою очередь обирать их самих и получить большую добычу, когда потребуют от них отчета, что, обыкновенно, делают при истечении их службы».

Ничего не изменилось и столетие спустя. Служивший в 1660-х годах доктором при царе Алексее Михайловиче Сэмюэль Коллинс отмечал, что всех подьячих нужно подкупать, дабы они приняли челобитную, а Иоганн-Георг Корб писал в 1698 году о них с порицанием: «Москвитяне обыкновенно справедливость своего иска доказывают посредством свидетелей, которых закупают за небольшие деньги… Взятки и подарки весьма также способствуют решению дела в ту или другую пользу. В приказах нельзя начинать дела, пока не приобретешь себе золотом и серебром благоволение дьяков и писарей» [247].

Это яркое и, скорее всего, преувеличенное описание, наверное, можно отнести и к другим государствам раннего Нового времени, но даже тогда они напоминают о вечной проблеме империй – управлении бюрократией. История России XVI–XVIII веков доказала мудрость точного афоризма Броделя: «Расстояние – первый враг обширных империй» [248]. Огромные пространства и тонкая сеть коммуникаций усложняли управление страной, равно как и относительная бедность империи и небогатый выбор стратегий управления, применяемых для борьбы с этими проблемами. Коррупция была одной из язв, она подтачивала ресурсную базу государства и лишала людей справедливого суда. Но не стоит ситуацию с коррупцией рисовать в таких черно-белых тонах, как это делали процитированные европейцы с их более развитым правовым сознанием и как ее, несомненно, восприняли бы наши современники. В действительности коррупция была лишь крайностью в тех личных отношениях, которые чиновники старательно устанавливали с управляемым населением, – личных благодаря формам компенсации; личных, поскольку идея правосудия предполагала внимание чиновников к нуждам населения. Учитывая сильную взаимозависимость чиновничества и населения, от подношений и подарков до коррупции был один шаг.

Пока Московское княжество вырастало из сугубо регионального образования в европейско-евразийскую державу (1500–1800), потребности и запросы ее государей на ресурсы безудержно увеличивались: дорогостоящее вооружение, иностранные военные специалисты, управление покоренными территориями – это лишь некоторые статьи расходов. В то же время поступления в казну были скудны. В ответ правители начали экономить на чиновниках. Приоритетом центра являлось содержание элиты (московских бояр) и служилого сословия (провинциального дворянства). По идее, и те и другие обеспечивались земельными и денежными пожалованиями. С XVI века правительство ограничило свободу перемещения крестьян, чтобы обеспечить рабочей силой воинов-землевладельцев, а в 1649 году закрепощение было окончательно оформлено. Представители высших слоев получали щедрые пожалования, но основная масса детей боярских постоянно нуждалась в деньгах, крестьянах и земле. Провинциальное дворянство регулярно жаловалось, что не получает своих полных окладов [249]. Поскольку служилые люди теоретически обеспечивались поместным и денежным жалованьем, они не получали специальной оплаты, когда служили воеводами. В отличие от них, представители приказной бюрократии жалованье получали, а бюрократическая элита получала также и землю. Хотя Б. Плавсич охарактеризовал выплаты чиновникам Московии как «достаточно щедрые», П.Б. Браун, изучавший подьячих Поместного приказа, удивлялся тому, как они выживали, учитывая, что во второй половине XVII века половина из них находилась за чертой бедности, получая 2,5 рубля в год. Н.Ф. Демидова, демонстрируя уменьшение земельных и денежных окладов с ростом бюрократии в XVII веке, заключает, что подьячим приходилось жить на подарки и взносы, чтобы сводить концы с концами [250].