Вадим Нестеров - Двинулись земли низы – 2

– Здравствуйте, комсомольский вожак! Как успехи?».

В общем, в вечной для всех ученых дихотомии науки и преподавания Федоровский безоговорочно выбрал науку. И, надо сказать, на должность директора НИИ он пришелся идеально, вошел без зазора, как патрон в патронник. И ВИМС под его руководством сделал очень и очень многое, как мало какой другой институт. Сам Федоровский проявил себя не только хорошим администратором, но и серьезным ученым, абсолютно честно заработав в 1933 году звание члена-корреспондента АН СССР.

Но к жизни Федоровского в тридцатые вы еще вернемся во второй книге. А пока – давайте знакомиться с Губкиным.

Давно пора.

В мировой культуре существует популярный сюжет, который можно назвать «луна и грош» – мотивирующие рассказы о том, что никогда не поздно начать жизнь заново.

Очень популярный в позднем Советском Союзе роман Сомерсета Моэма «Луна и грош», как известно, рассказывает о благонамеренном буржуа, биржевом маклере Чарльзе Стрикленде, который в 40-летнем возрасте бросил все, включая жену и детей, чтобы профессионально заняться живописью. И пусть признание к нему пришло только после смерти, бывший «брокер» успел прожить вторую жизнь, в которой он больше не менял ежедневно Луну на медный грош.

Сюжет, действительно, весьма распространенный, и примеров в истории можно вспомнить немало – от художника Поля Гогена, который, собственно, и был прототипом моэмовского героя, до шведской домохозяйки Астрид Линдгрен, выпустившей свою первую книжку в 37 лет.

Обложка первого британского издания книги

Общим во всех этих случаях было только одно – герои этих историй почти всегда реализовывались в области искусства, и практически никогда – в науке.

Потому что наука, в отличие от искусства, дама чрезвычайно ревнивая. От своих рыцарей она требует поклонения с малых лет и до седых волос, а измен не прощает.

В науке время – это тоже капитал. Ученый в возрасте не факт, что умнее более молодого, но он почти наверняка более знающий. Просто у него было несколько лишних лет. Несколько лет на то, чтобы начитать нужную литературу, провести необходимые эксперименты, увидеть проблему во всем ее объеме и сделать нужные выводы.

Время – это капитал, а научный поиск – это гонка за лидером. Если ты выпал на несколько лет – ты отстал и, скорее всего, отстал безнадежно. Те, кто шли с тобой параллельными курсами, за этой время ушли далеко вперед и тебе их уже не догнать.

Поэтому в науке практически не бывает Гогенов и Линдгрен. Исключения чрезвычайно редки.

Но все-таки встречаются.

И один из них – мой герой.

Второй и последний ректор Московской горной академии Иван Михайлович Губкин был самого что ни на есть простонародного происхождения. Он родился в 1871 году в селе Поздняково Муромского уезда Владимирской губернии и был внуком волжского бурлака и сыном бедного крестьянина-поденщика. В семье было пятеро детей, из них грамоте выучился только Иван.

Но он не просто выучился грамоте, а после сельской школы сдал экзамены и поступил за счет земства в Киржачскую учительскую семинарию, которую окончил в 1890 году. После чего получил место учителя в дальнем селе Жайское, и приступил к работе. Как писал новоиспеченный педагог, вскоре выяснилось, что «за стипендию в учительской семинарии в 6 рублей 57 копеек я должен был 5 лет отработать народным учителем» .

Он честно и отработал – сначала в селе Жайское, а потом в муромском селе Карачарово.

Вы наверняка помните хрестоматийное былинное: «Из того ли то из города из Мурома, из того села да Карачарова выезжал удаленький дородный добрый молодец…»

Из-за этого самого села Карачарова, где Губкин отработал несколько лет, редкий его биограф удерживался от сравнения с Ильей Муромцем, который сидел сиднем тридцать лет и три года, а потом встал – и ух!!!

Именно так и получилось в этой истории. В том самом Карачарове никому не известный сельский учитель вел обычную для человека своей профессии жизнь – учил детей, в свободное время рыбачил на Оке, читал книги и газеты, а чтобы совсем не скиснуть и не отупеть, периодически писал статьи об обучении на селе в журнал «Образование».

Казалось, жизнь состоялась, понятна и расписана на десятилетия вперед, отец с матерью гордились выбившимся в люди сыном…