Вадим Нестеров: Двинулись земли низы – 2

Прежде чем перейти к рассказу о событиях, случившихся в Академии после бегства ректора Артемьева, я хочу сказать несколько слов.

В первой части книги я рассказывал большей частью о студентах. Во второй – о преподавателях.

В третьей, которая начнется после этой главы, речь пойдет о тех, и о других – потому что Академия начнет, наконец, работать как нормальный вуз, а нормальный вуз – это неразъемный сплав студентов с преподавателями.

Но я себя поймал вот на чем – увлекшись биографиями конкретных людей, я почти ничего не говорил о студентах Московской горной академии в целом.

Исправляюсь и сразу предупреждаю, что для разговора на эту тему у меня есть другая фотография.

У историков Московской горной академии имеется одно бесценное сокровище – групповой снимок студентов МГА, сделанный зимой 1921-22 годов. Огромная фотография, запечатлевшая множество людей: насколько я понимаю, сфотографировали всех студентов, кто тем зимним утром находился в академии. Я вам ее уже показывал в самом начале – вот она.

На Земле уже не осталось никого, кто мог бы опознать людей на этой фотографии – пусть не всех, но хотя бы большую часть. Поэтому запечатленные на ней молодые люди навсегда останутся безымянными.

Точно так же, как навсегда бесфамильным останется студенчество Московской горной академии. Фамилии и судьбы преподавателей я за два года работы над этой книгой худо-бедно восстановил – кого смог, конечно. Примерно половину, если честно, остальных время успело стереть.

А за студентов я даже не брался, прекрасно понимая объемы этой работы и непомерность подобной задачи. Как бы я не любил выводить людей из темноты, я не готов потратить на это лет 10 своей жизни.

Поэтому все, что я разрешаю себе – иногда, когда книга не пишется, я увеличиваю фотографию и рассматриваю лица этих двадцатилетних ровесников века. Чаще непохожих, но иногда – очень похожих на своих сегодняшних сверстников, гомонящих сейчас за стенкой моего кабинета в аудиториях и коридорах, ограниченных теми же самыми стенами.

Девушек переодеть и накрасить, с парней снять фуражки и шинели, надеть толстовки и современные куртки – хоть сейчас в аудиторию.

Я всматриваюсь в лица, в каждое отдельно, и гадаю – кто ты? Вот ты, ушастый в кепке справа – какая судьба тебе выпала? А ты, красавица в шарфе? Как обошелся с тобой двадцатый век?

Но, кстати, «ушастый в кепке справа», как я недавно выяснил, по крайней мере, Академию закончил. Я его случайно опознал на другой фотографии. Вот он в первом ряду справа восемь лет спустя, в 1930 году, среди выпускников металлургического факультета МГА. Там же, кстати, и Завенягин – шестой слева во втором ряду.

Но это уже тридцатый год, а мы пока изучаем фотографию из двадцать второго.

Там, на этой многолюдной фотографии – герои моей книги. Где-то в этой толпе – бывший кухаркин сын Ильичев и бывший красный командир Языков, будущий председатель профстудкома Сергей Федоров и будущий комендант общежития Боря Некрасов, который еще даже не женился.

Может быть – они где-то здесь.

Или здесь. Я не настолько хорошо знаю их лица, чтобы угадать.

Ниже ежащейся девушки сидит, похоже, Костя Чепиков, о котором речь впереди, но это опять-таки, только предположение.

Нет, кого-то я, разумеется, опознал. Трудно, например, не опознать Тевосяна после того, как изучил несколько десятков его фотографий. Вот он, в центре, в черной папахе.

А вот Алексей Блохин, как всегда – в очках.