Владимир Тиссен - Марьина исповедь

– А моей первой владелицей была прима-балерина Императорского Мариинского театра. После очередного спектакля она крепила меня к своему вечернему платью и выходила к ожидавшим её гостям. Все с восхищением аплодировали, кавалеры кланялись, а дамы весь вечер не могли оторвать от меня глаз.

– Сударыня, это неудивительно. При виде вас можно потерять голову и наделать много глупостей. А Вы знаете, за меня тоже один раз чуть не подрались.

– Да, – сказал орден, значительно повысив интонацию, – было это в конце сентября 1919-го года. Служил в то время мой Юрий Иванович в армейской разведке под Новороссийском, и был у него денщиком ефрейтор Нефёдов, из донских казаков. Они даже внешне похожи были: оба высокие, с усами, и по возрасту почти одногодки. Знал Нефёдов службу свою отлично, звать лишний раз не приходилось, и на передовой, и в карточных баталиях тенью был своему командиру. Одно плохо: молчун, что ни спросишь: «Так точно, Ваше благородие; будет исполнено, Ваше благородие», – других слов из него и не вытянешь. И тут поручено было Юрию Ивановичу доставить секретный пакет в штаб корпуса. Ехать решено было вдвоём, чтоб не привлекать лишнего внимания. На сборы полчаса, пакет приказано хорошенько спрятать, и Нефёдов зашил его под подкладку кителя. Выехали ближе к вечеру, в дороге ливень застал, темень несусветная. Куда ехать, сам чёрт не разберёт. Увидели огонёк, оказалось: хутор, решили заночевать. Хозяйка – странная бабка, такая услужливая, всё спать укладывала, а дед исчез куда-то. Неспокойно стало на душе Юрия Ивановича, не стал он сапоги снимать, так на лавку и лёг, а китель у печи повесил, просохнуть. Только улеглись, откуда ни возьмись банда налетела. В то время много народу по степям да по лесам шастало. Залетели, скрутили и сразу к стенке под ружьё. Зажгли лучину, вошёл главарь, в красных галифе, бекеша нараспашку, в папаху зелёная лента вшита. Осмотрел комнату, увидел китель возле печи, медленно перевёл взгляд на пленников и, шевеля своими тараканьими усами, спрашивает:

– Чей китель, кто из вас золотопогонник?

Тут Нефёдов и отвечает, мол мой. Юрий Иванович даже дар речи потерял от такой наглости. А главарь так, с ухмылкой:

– Что ж ты крест свой белый без присмотра оставил? Сёмка, хочешь, я тебе крест подарю?

– Враньё это всё, мой это китель и крест мой, – процедил Юрий Иванович.

– Что? – возмутился Нефёдов. – А по зубам не хочешь?

– А ну, цыц здесь, – заорал главарь, – раскудахтались петухи. Сёмка, уведи этих, завтра утром разберёмся. Да посади порознь, одного в погреб, а другого в сарай, чтоб они морды друг другу не расцарапали. И скомандуй там, чтоб на стол накрыли, жрать охота.

А под утро на выручку пришёл целый эскадрон. Отбили. Оказывается, Нефёдов в сарае-то лаз нашёл, сбежал и подмогу привёл. Освободили Юрия Ивановича из погреба, надел он свой китель, который так и висел у печи, и вызвал Нефёдова.

– За то, что подмогу привёл, – говорит, – благодарю за службу. А за цирк вчерашний ответишь по всей строгости.

– Не серчай, Ваше благородие. Не со злого же умыслу. Представил я себе, как перед господином полковником стоять буду и докладывать, что не сберёг Вас. Думаю, уж лучше пусть меня расстреляют, чем такой позор пережить. Ну, а что по зубам дать обещал, так это чтоб поверили.

Успокоился мой Юрий Иванович. Достал из внутреннего кармана часы, самим Деникиным дареные. «Держи, – говорит, – заслужил. Но только за то, что вовремя подмогу привёл».

Вот так Нефёдов и часы с надписью «За Отвагу и Усердие» получил, и жизнь моему хозяину спас.

– А я тоже однажды жизнь спасла, и не одну, а целых шесть. Ты отдохни немного, а я расскажу. Было это в 1940-м году, в Польше. В то время моей хозяйкой была госпожа Подольская, её супруг был владельцем металлургического завода «Людвикув» в Кельце, а с приходом немцев организовал ещё и ремонтные мастерские для тяжелой немецкой техники. Жили супруги в достатке, такие при любой власти свой доход всегда имели. А вот Польша переживала тяжелые времена, почти каждый крупный город имел своё еврейское гетто. Не обошла эта участь и Кельцы. Госпожа Подольская очень сильно события эти переживала, много невинных людей незаслуженно страдали, были среди них не просто знакомые, а и друзья семьи, верные помощники мужа, и она то вещи тёплые, то продукты через охрану передавала. И тут прошёл слух, что скоро всех отправят в концентрационный лагерь, а оттуда надежды на возврат уже не было. Нужно было действовать быстро, и моя госпожа без согласия мужа решилась на очень рискованный шаг. Она пошла к самому коменданту города, штурмбаннфюреру СС Кранцу; тот несколько раз обедал у них дома, но всё же визитом нежданной гостьи был удивлён.