Марк Вишняк - Дань прошлому

- Цыпочка, сядь в клеточку!..

С женских курсов волнение перекинулось в университет. Главным заступником за пострадавшую - и противником Герье - оказался Григорий Алексинский, филолог последнего курса, а позднее неистовый большевик и депутат 2-ой Государственной Думы. Он настойчиво требовал, чтобы и мы, юристы, выступили против Герье. Алексинский навсегда остался для меня живым примером того, что большевизм не идеологическая только и морально-политическая категория, - а и определенный психологический тип. И перестав поклоняться Ленину, а сделавшись столь же неистовым антиленинцем, оборонцем-патриотом и даже реакционером, Алексинский сохранил все отталкивающие черты большевика и прежде всего граничащую с наглостью бесцеремонность. Мне пришлось присутствовать при сдаче Алексинским выпускного экзамена по римской истории у того же проф. Герье. Экзамены производились публично, и доступ был свободен. Большой зал был переполнен студентами разных факультетов, которые пришли как на зрелище боя. Вошел Герье, занял место у стола и вызвал Алексинского. Тот подошел и резким, грассирующим голосом заявил:

- Господин пг'офессог', я не пг'ивык отвечать стоя. Г'аспог'ядитесь, пожалуйста, чтобы мне подали стул.

Герье сказал сторожу, чтобы тот принес стул. Алексинский уселся, вынул билет и стал обдумывать ответ. Он хорошо подготовился и проявил незаурядную выдержку. Выдержку и профессиональную честность проявил и Герье, поставив строптивому, но знавшему предмет студенту заслуженное им "весьма".

То были эпизоды, заряженные элементами политики. В чистом виде она предстала перед нами в начале 1902 г., когда в аудитории были разбросаны прокламации с призывом принять участие в общей сходке для протеста против действий власти.

Было бы преувеличением утверждать, что у меня и ближайших моих друзей были уже сложившиеся взгляды ко времени поступления в университет. Была лишь настроенность, благоприятствовавшая образованию определенных взглядов и их систематизации в будущем. Как я сейчас ее понимаю, эта настроенность была по своему существу сродни оптимистическому и просветительскому 18-ому веку. Нам близко и созвучно было накануне 20-го века воззрение, из которого следовало, что главное решают не учреждения, а люди и уровень их умственного и морального развития: не внешняя обстановка и, тем менее, физическая мощь - главный фактор истории, а личный почин и идеи.

Эти настроения дисгармонировали с господствовавшими. Мы скоро в этом убедились и сами с ними частично расстались: Шер раньше других, я много позже. В наших настроениях можно было не без основания усмотреть возвращение вспять. Между тем сейчас, уже во второй половине 20-го века, этим настроениям оказываются подвержены самые, казалось бы, передовые круги.

Известный своими независимыми и радикальными убеждениями верховный судья Соединенных Штатов Доглес в своей новейшей книге "Strange Lands and Friendly Peoples" риторически вопрошает: "Неужели мы забыли, что наиболее мощным оружием являются идеи? Идеи, а не доллары или военная мощь, одержат верх". Примерно, такая же настроенность создалась и у Е. Д. Кусковой, которая, в итоге прожитого и пережитого, теперь предлагает: "прежде, чем встать на путь борьбы с деспотизмом", надо всё "переосмыслить".

В свете последующего эти настроения представляются сейчас наивными. Свидетельствуя о "вечном возвращении" идей и настроений, они полвека тому назад побудили меня и моих друзей отнестись отрицательно к предложению демонстрировать против произвола власти. Но каждый из нас считал своим долгом объяснить свой образ действий и показать, почему другие действуют неправильно. Каждый из нас составил свой текст контр-прокламации за подписью "Группа студентов". Моя заняла страничку и кончалась: "Кто не с нами, тот против нас". Я явно не отдавал себе отчета в смысле этих слов. Бумажки наши были переписаны гектографическими чернилами, отпечатаны в "типографии" Шера и "распространены", - проще говоря, розданы первым встречным коллегам.

Написанные наспех и неумело и размноженные в очень ограниченном числе наши контр-прокламации не произвели, конечно, никакого впечатления. Не они могли остановить ход событий - предотвратить назначенную на 9-ое февраля сходку, заранее организованную и подготовленную. Взобравшись в перерыв между лекциями на столы, мы через слуховое окно наблюдали, как в соседний Актовый зал широким потоком вливалась студенческая масса. Слов мы не слыхали, но жестикуляция "их" и наша - недвусмысленно передавала наши чувства друг к другу. На возвышение взобрался среднего роста худощавый и стройный, восточного типа, красивый студент. Он плавно размахивал руками, очевидно, в ритм своей речи, потом умолкал, и тогда начинали говорить другие. То был председатель сходки, студент 2-го курса Церетели, Ираклий Георгиевич, впоследствии депутат 2-ой Государственной Думы и министр Временного Правительства 17-го года.