Дмитрий Волкогонов - Сталин

Рассматривая Сталина через призму нравственного "анфаса и профиля", нельзя не сказать, что, обучаясь в духовных учебных заведениях, мальчик обнаружил неплохие способности и феноменальную память. Религиозные тексты осваивались Coco быстрее других. Книги Ветхого и Нового Завета вначале пробудили у семинариста неподдельный интерес. Он старался постичь идею единого Бога как носителя абсолютной благости, абсолютного могущества и абсолютного знания. Однако длительное изучение теологии как синтеза догматов и моральных принципов вскоре наскучило Джугашвили. Незаметно для него самого (а ведь проучился Coco в духовных заведениях в общей сложности более десяти лет) в сознании способного ученика сформировались важные для его дальнейшей судьбы особенности мышления и действия. К десяти годам религиозной учебы следует приплюсовать столько же лет тюрем и ссылок, выпавших на долю Кобы14. Положение отверженного, преданного обществом остракизму усиливало у молодого революционера глухую, но устойчивую ожесточенность и неудовлетворенность судьбой. Причудливый синтез усвоенных, но отвергнутых религиозных постулатов, роль социального изгоя и - как результат - смутная тяга к "мятежной" деятельности, несомненно, оставили свой след в характере молодого Сталина. Первые полтора десятка лет становления, прошедшие в семинарских кельях и тюремных камерах, не могли не сказаться в конечном счете на интеллекте, чувствах и воле профессионального революционера. В мышлении, в частности, это проявилось в ряде особенностей.

Одна из них - стремление любое знание систематизировать и классифицировать, раскладывать на интеллектуальные "полочки". А это характеризует, если так можно сказать, "катехизисное мышление". Как правило, такое мышление создает у окружающих впечатление, что это человек "организованного", последовательного ума. Другая особенность сталинского мышления связана с отсутствием серьезного критического отношения к собственным идеям и поступкам. Джугашвили всю жизнь верил в постулаты - сначала христианские, а затем марксистские. Все, что не вписывалось в прокрустово ложе усвоенных концепций и схем, Coco считал еретическим, а затем и оппортунистическим. Но поскольку он сам редко подвергал сомнению истинность тех или других фундаментальных теоретических положений, в которые верил, то не считал необходимым критически относиться и к собственным взглядам и намерениям. Ведь он никогда не отступал, по его мнению, от классических принципов марксизма. Пожалуй, он отдавал первенство вере, а не истине, хотя, наверное, не признался бы в этом и самому себе. Хорошо, когда вера в идеалы и ценности есть. Но хорошо ли, если она, вера, оттесняет истину на задний план? Религиозная пища и социальное положение способствовали выработке у Джугашвили скрытого, но глубокого эгоцентризма как преувеличения роли своего "я" в ткани окружающего бытия.

Сталин рано понял, что в жизни ему не на кого надеяться, кроме как на себя. Товарищи в Баку, Тифлисе не раз говорили Кобе: "У тебя крепкая воля". Похвала импонировала. Джугашвили решил закрепить эту особенность своего характера в революционном псевдониме, подобрав себе "железную" фамилию. С 1912 года свои статьи Джугашвили уже подписывал "Сталин". Впрочем, не только ему хотелось твердость характера или суждений зафиксировать в фамилии. Революционер Л. Б. Розенфельд, например, далеко не обладавший такой волей, как Джугашвили, решил довольствоваться псевдонимом "Каменев". Но "камень" со временем, как покажет история, не устоит перед "сталью". Сталин хотел верить: в свою волю, свою неуязвимость, свое место регионального вожака. Вера - этот цемент догматизма была у Сталина всегда.

Религиозное образование способствовало формированию у Джугашвили-Сталина устойчивого догматического мышления. Хотя будущий "вождь" сам нередко подвергал догматизм критике, понимая его, однако, вульгарно-упрощенно. Он был склонен всегда жестко канонизировать те или другие положения марксистской теории, приходя часто к глубоко ошибочным выводам. Так, абсолютизация сути и значения классовой борьбы привела его в 30-е годы к ложной формуле "об обострении классовой борьбы по мере достижения успехов в социалистическом строительстве". Оппортунизм, фракционность, инакомыслие, например, для Сталина всегда были синонимами классового противника. Диктатура пролетариата виделась бывшим семинаристом главным образом через призму социального насилия вне созидательного начала и т. д.