Юрий Денисов - Версия-21

Вот в таких и многих других курсантских воспоминаниях незаметно летело время друзей под сенью каштанов на Матросском бульваре Севастополя. Солнце клонилось к морю. Раздался звонок. Объявился Победимцев, и друзья отправились к «месту встречи, которое изменить нельзя».

Они поднялись по лестнице и вошли в большой зал, освещенный лучами предзакатного солнца. Кафе располагало большим светлым залом, похожим на залы старинных дворянских собраний, с небольшой эстрадой и помещенным на ней кабинетным роялем. Собирались всегда организованно и, по сложившейся традиции, вечер состоял как бы из двух частей: сначала деловые разговоры, а затем – вторая часть с вином и закусками, беседами, песнями и медленными нешумными танцами.

Все, кого ждали, подошли и быстро устроились за длинным столом посреди зала с великолепными люстрами. На председательском месте уже восседал, как каменное изваяние, контр-адмирал Железнов Аркадий Иванович и пока молчал, только чуть заметным кивком головы отвечал на приветствия. Адмирал был уже в преклонных летах: на войну не успел, но молодым курсантом прошел настоящую боевую подготовку и всю свою морскую жизнь прослужил на Северном флоте, дослужившись до должности заместителя командующего флотилией атомных подводных лодок в самом тяжелом заполярном гарнизоне с громким названием Гремиха. Именно там, в далекой заполярной Гремихе, Карамзин и познакомился с Железновым, тогда еще капитаном I ранга. Оба они были в составе государственной комиссии, принимающей в эксплуатацию очередной причальный фронт с энергоблоком, санпропускником и другими нужными атомному флоту объектами. Они подружились и с тех пор при встречах радостно приветствовали друг друга. Перебравшись в Севастополь, уже адмирал Железнов получил под свое командование закрытый военно-морской институт в Балаклаве, который открыто занимался испытаниями различных глубоководных аппаратов. Но это была только часть деятельности института, а другая часть была строжайше засекречена и о ней ходили очень смутные слухи. Там его обнаружил Володя Орлов и рассказал об этом Карамзину. Северяне встретились, обнялись. Адмирал был прост в обращении. Выйдя в отставку, он получил кафедру военно-морской истории в военно-морском училище в севастопольской Голландии. Адмирал, будучи очень активным человеком, создал на общественных началах севастопольский военно-исторический клуб.

Закончились пожимания рук, приветствия, все устроились, затихли и устремили свои взгляды на молчащего адмирала. Адмирал долго не молчал и, отпив глоток минеральной воды, сбросив оцепенение, оживленно заговорил: «Очередной День флота, друзья! Поздравляю вас всех и спешу сообщить, что у нас сегодня не совсем обычное собрание. В наш камерный кружок удалось пригласить несколько новых лиц, которые всем нам будут интересны. В первую очередь разрешите представить двух милых очаровательных женщин – Зинаиду Ивановну Шалашову и Клавдию Семеновну Иванову. Я убежден, что никто из вас не догадается, кем были эти женщины во время войны. А были они зенитчицами и защищали наш город от вражеских воздушных налетов. Их батарея стояла во дворах, в самом центре города по улицам Суворова и Советская. Они сегодня поделятся своими воспоминаниями. Сегодня вы видите еще несколько неизвестных вам лиц, но об этом – позже, это мой вам сюрприз ко Дню флота». Присутствовавшие заинтригованно зашумели. Затем адмирал произнес несколько проникновенных слов о флоте и надвигающемся празднике. Остановив себя огромным усилием воли, ведь о военно-морском флоте он мог говорить бесконечно, адмирал стал продвигать дальнейшую повестку собрания. Первыми приглашение к рассказу получили две подруги зенитчицы. Кстати, мало кто помнит, что после войны Сталин то ли устным, то ли письменным распоряжением всем защитникам и освободителям Севастополя, несмотря на закрытость города, разрешил свободную прописку. А Герои Советского Союза, независимо от того, где родились и воевали, прописывались в Севастополе беспрекословно. До недавнего времени в городе ветеранов-зенитчиц было одиннадцать, теперь остались две. Подруги внесли много шума и оживления. Старенькие, маленькие, седенькие, но еще бодрые и говорливые, они с большим чувством читали свои воспоминания. Их зенитная батарея была в самом центре города. Все пять орудий размещались во дворах домов улицы Суворова, и все пять расчетов состояли из молоденьких девушек. Карамзин с большой нежностью смотрел на эти тонкие ручки, пальчики и не мог представить, как они управлялись со снарядными ящиками, с установкой пушек, снаряжением снарядов. Одни, без мужчин, как они выдерживали сумасшествие при вражеских налетах? Орлов с большим благоговением смотрел и слушал. На одной из конференций, где была выставка настоящего боевого оружия, ему довелось несколько минут посидеть в люльке зенитного орудия. Глядя на зенитчиц, он пытался представить, но не мог, сознание срывалось, как их маленькие ручки лихорадочно крутят штурвалы горизонтальной и вертикальной наводки, а маленькие ножки в больших кирзовых сапогах достают до педали включения стрельбы. И все это – в грохоте зениток, в разрывах бомб и вое самолетных моторов. Орлов с трудом стряхнул с себя это оцепенение.