Андрей Синельников - Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма

Продюсер выскочил из теплого нутра «акулы» и призывно замахал руками, изображая Робинзона Крузо при виде корабля. Чудо встало, и из него вылез обыкновенный парень. Вытаращил на нас глаза, будто это мы приехали в городок верхом на механическом верблюде.

– Дорогу на Шлиссельбург? – сразу выпалил Продюсер.

– Назад! – как приказ выдохнул парень, больше похожий на быка. – Назад и направо. Там ведь широкая трасса. Зачем вы сюда сворачивали!? Направо и прямо. Никуда не сворачивайте! Не сворачивайте, пока не попадете на нормальное человеческое шоссе. Широкое такое, вы в него упретесь. По нему доедете куда надо. Удачи вам! – неожиданно добавил он и приветливо улыбнулся.

«Акула», словно почувствовав, что борется за собственную жизнь, мигом долетела до поворота и свернула на широкую дорогу, пропустить которую было просто невозможно. Одним рывком вылетела на шоссе, сметая на пути сугроб, закрывающий въезд и выезд на дорогу, по которой мы приехали, и застыла, дрожа будто от счастья. По шоссе резво бежали обычные авто с обычными номерами. За спиной порывом ветра за один раз намело сугроб и скрыло дорожку, с которой мы выскочили. Мы трижды плюнули через левое плечо и рванули к виднеющемуся невдалеке новому мосту через Неву. Через пятнадцать минут, переваливаясь с боку на бок, «акула» вразвалочку вползла на улицы Шлиссельбурга, Петрокрепости, Орешка, Нотебурга, кому как больше нравиться. Так же вразвалочку проползла по его улицам и выкатилась на берег Невы у места ее встречи с Ладогой. Впереди, посреди свинцово-серой глади холодного то ли еще озера, то ли уже реки, из воды поднимались приземистые стены крепости Ключ-города. Самой страшной тюрьмы царизма. Русской Бастилии.

– Приехали!? – будто спросил кто-то с хрипотцой и скрытой усмешкой.

Но вокруг никого не было кроме нас. Только холод и ветер, насквозь пропитанный сыростью, ломящей суставы и проникающей в самое нутро. Еще раз оглядевшись, компания дружно потопала к пристани, возле которой, глядя на все это безобразие, стоял бронзовый Петр с отломанной кем-то шпагой. Взгляд его был сумрачным и печальным. Наверное, от размышлений о том, что окно-то надо было прорубать, но вот стекло в него вставить тоже не мешало, а то дует неимоверно, а главное сырым и противным морским ветром.

Тем временем живописная компания тружеников пера и кинокамеры полировала давно не крашенные доски пристани, тщетно пытаясь понять, отходит от нее в сторону Орехового острова хоть что-нибудь плавающее или нет.

– Вы чего там торчите, как три тополя на Плюще? – задал ядовитый вопрос дядечка в капитанской фуражке, по всей видимости, большой знаток советского кино.

– Пытаемся понять, от этой пристани хоть что-нибудь плавает к крепости? – мирно вступил в разговор Редактор.

– Ходит! – коротко поправил дядечка, – Плавсредства ходят, а не плавают, – казалось, он сейчас выпустит струю дыма, затянувшись из прямой капитанской трубки.

– Так что-нибудь ходит к острову? Лед-то разбит, вода чистая до самого острова, – пытался получить ответ Редактор.

– А чего там делать? – вопросом на вопрос ответил морской волк, – Музей не работает. Зима, – повернулся и пропал в своей каюте на стоящей у стенки пирса старой барже.

На наши лица стоило посмотреть. Если бы из ушей мужичка выросли пальмы и на них закачались бананы, я думаю, это произвело бы меньший эффект, чем его сообщение. Издатель наш, человек удивительно спокойный и рассудительный, иначе не издавал бы журнал о тайнах и тайных обществах, вывел нас из оцепенения:

– Если уж мы сидим в галоше… по полной… это не значит, что сидеть в ней надо голодными!

– Мудро! А главное вовремя. Мудрое слово, сказанное вовремя, мудро вдвойне! – поддержал его Редактор.

Кафе появилось перед нами как избушка на курьих ножках, приветливо распахнув двери. Девушка у стойки быстро объяснила, что кормить усталых путников ее призвание, чем и занялась незамедлительно. Время пролетело незаметно и, как говорилось в туристических плакатах времен развитого социализма, путники, «усталые и довольные», двинули к машине.

Тишину сонного Шлиссельбурга неожиданно разорвал… гудок парома, заставив всю съемочную бригаду застыть как жену Лота, разве что не обратившись в соляной столб.

– Какой к черту паром! – сорвался обычно спокойный Редактор, – Какой к черту паром на замерзшей реке в сторону музея, который не работает с ноября месяца!