Степан Злобин - Салават Юлаев

Но красота Урала снова брала Салавата в плен, чаровала и уводила от этих мыслей.

В этот раз везли его на Симский завод.

Работных людей согнали на заводский двор со всех деревенек, окрестных башкир тоже согнали к "поучительному" зрелищу казни.

Ровно год назад Салавата встречали здесь кличем радости. Толпы башкир и русских славили его имя.

И вот он теперь стоял среди толпы, привязанный к столбу в ожидании казни. Он решил молчать, охваченный мыслью о том, чтобы не проявить ни страха, ни слабости перед врагами и перед народом.

Толпа людей, собранных здесь, стояла в молчании. Отдельные, даже негромко сказанные фразы, отдельные слова легко доносились до слуха приговоренного.

- За всех за нас, за народ казнь примает, - говорила немолодая женщина. - Хоть башкирец, а правду любил, не обидел напрасно людей.

- Твою, видно, избу не сжег, то тебя не обидел, а у нас деревню пожег, от заводов хотел отогнать! - возражали ей из толпы.

- Пропадай они пропадом к черту, заводы! Да что в них за сладость! Мука и мука!.. - заспорили вокруг.

- Кто послушался да ушел, те небось где-нибудь далеко за хребтом и на воле в Сибири...

- И Сибирь - сторона, и в Сибири народ! - подхватил другой голос.

Палач и его помощники равнодушно стояли возле своей жертвы. Они привыкли к тому, что народ выражает сочувствие людям, попавшим в беду, и не вмешивались. Да и какое им было дело до мнений, до чувств, до мыслей народа! Своим позорным ремеслом они были освобождены сами от тяжкой каторги. За мучения, приносимые людям, они получали еду и вино. Отвращение к ним людей им было привычно и даже понятно. Ведь, прежде чем стать палачами, сами они испытывали подобное чувство.

- Небось, полковник, не за богатством ты шел - за народ! И народ тебя любит! - негромко по-русски произнес мужской голос вблизи Салавата.

- Начальство, начальство!.. - пролетел меж народом шепот.

Подошли офицер, важный чиновник из Оренбурга, экзекутор из Уфимской канцелярии и переводчик.

Экзекутор читал, а Третьяков переводил слово за словом для присутствующих башкир приговор, вынесенный Салавату.

"Чтобы был, в страх прочим зловорцам, наказан, как злодей, во всех городах и башкирских селениях, где от него самые злейшие варварства происходили", - гласил приговор.

Помощники палача обнажили Салаватову спину, и народ изумленно ахнул.

- Да где же тут бить? - Тут и так все побито!

- Зверье, а не люди! - послышались смелые, возмущенные восклицания.

- Сатанинские слуги! На том свете будут самих вас так-то!

- Мол-ча-ать! - грозно крикнул оренбургский чиновник. - Языкатых самих тут поставлю!

Палач взял из рук помощника свое страшное орудие в привычным ловким движением откинул назад волочащийся хвост кнута.

Толпа расступилась шире, и над ней пролетел полувздох-полустон...

Сыромятная кожа кнута, как ножом, резанула между багровых рубцов на спине Салавата и высекла брызги крови.

- Раз... два... три... - в общем безмолвии вслух считал экзекутор при каждом из мерных редких ударов.

Несколько человек в толпе заводских рабочих, сняв шапки, перекрестились. И вдруг неожиданно громко и Дерзко раздался голос:

- Так его, так!.. Еще крепще!..

- Мало его, собака такуй!.. - подхватил второй голос с четвертым ударом.

- Постарайся, палач! Слышь - свои же башкирцы просят! - сказал оренбургский чиновник.

- Старайся, старайся, палач, мала-мала! - с этими словами тучный седой башкирин, расталкивая толпу, приблизился к месту казни.

Салават не поверил себе, услышав до боли знакомый и близкий голос. Он стоял спиною и не видал говоривших, но как мог не узнать он голоса Кинзи, хотя бы кнут палача опустился еще двадцать раз!..

- Конщать его надо! - подхватил третий голос так же задорно и злобно, и молодой крикливый башкирин, вплотную прорвавшись к страдальцу, плюнул ему в лицо.

- Отойди! - рявкнул ему солдат, замахнувшись прикладом ружья.

- Салаватка мой дом зорил, брата стрелил, а мне плюнуть нельзя!.. закричал тот, не отступив под угрозой удара.

- Салаватка - вор! Что нащальство его жалеет!.. - выкрикнул еще один голос, и рослый, широкоплечий, богато одетый башкирский купец рванулся к несчастному через солдатскую цепь.

- Восемь... - произнес экзекутор вслед за ударом кнута.

Но вокруг шла сумятица, давка, круг народа стеснился настолько, что палачу не хватало места для размаха кнутом.

Заводские рабочие пытались оттеснить откуда-то взявшихся здоровенных башкир, наседавших со всех сторон из толпы, но они с неистово искаженными злобою лицами рвались к Салавату...