Степан Злобин - Салават Юлаев

- Ничего, мне не надо быть русским, - возразил обидчиво Салават. Как-нибудь уж башкирцем, ладно!

Шел май, но уже наступило лето. Густая трава подымалась по берегу глубокого Сюма, и табуны бродили вокруг лагеря. Вместо того чтобы ютиться в тесных избах заводчан, стесняя хозяев и самих себя, башкиры теперь вышли за поселок и жили, расставив кочевые коши. Эти вооруженные кочевья не были похожи на обычные мирные кочевки башкир. Слишком часто и близко один от другого стояли коши, слишком много стояло их в одном месте, не было женщин и детей. Целую ночь возле кочевок разъезжали сторожевые отряды, останавливая каждого проезжего: около половины коней не отпускалось от лагеря и держалось всегда под седлом.

В таком лагере жил Салават.

В первый же день пребывания на заводе Белобородов сказал Салавату, что защищаться от войск в самом заводе, лежащем меж гор, нельзя, и посоветовал подготовить позиции на соседних горах, а всюду в окрестностях разместить дозоры.

С этого дня, выезжая в окрестные горы, Салават стал смотреть на природу не так, как смотрел всю жизнь: он учился теперь ценить не только ее красоту. Он научился рассматривать гребень горы как крепость, речку - как ров перед крепостной стеной, лес - как удобное место военной засады, а долину - как поле для конной атаки...

В мыслях он строил планы будущих битв на этих местах, словно всю жизнь ему предстояло тут жить и сражаться.

Иногда, восхищенный сам одержанной в мечтаниях победой над вражеским войском, он хотел поделиться с кем-нибудь хитрой выдумкой. Тогда он брал с собой юношу Абдрахмана, который после отъезда Аллагувата и Айтугана остался при нем. Этот красивый горячий мальчик ему был приятен. С ним Салават забывал, что он уже государев полковник, и чувствовал только свои двадцать удалых лет. Они затевали в пути скачки, спорили в смелом прыжке со скалы на скалу, стреляли из луков в ястребов и ворон...

Но каждый раз посреди забав Салават брал себя в руки. Остановившись в какой-нибудь впадине между утесов, скрытой деревьями и кустами, Салават глубокомысленно замечал, приняв вид полководца:

- Здесь надо будет поставить кош. Отсюда видна долина Сюма. Смотри, если пойдут войска, дозорные сразу увидят в сообщат на завод.

И всем озабоченным видом своим Салават показывал новому другу, что, несмотря на ребячество, он уже не мальчик, а муж. В другой раз глядел он с горы на дорогу.

- Если бы мне вести войско против завода, я бы повел его через ту лощину, - указывал он. - Возьми двадцать пять человек с топорами и прикажи там срубить сто деревьев. Свалите их поперек ущелья, чтобы никому не проехать.

Абдрахман был всегда во всем скор, и Салават в ближайшие дни встречал одинокие коши, разбросанные в потаенных местах, видел заваленные стволами, прежде удобные, проезды. И с каждым днем все больше верил в свою неприступную крепость и в собственный гений великого военачальника.

Салавату нравилось, когда в наивном жарком восторге Абдрахман открыл перед ним восхищение его мудростью. Опасаясь уменьшить его уважение, Салават ничего не сказал Абдрахману о том, что сам он подчиняется указаниям Белобородова.

Когда же Абдрахман, увлеченный примером Салавата, по своему почину предложил запрудить речку в узком ущелье, Салават покровительственно подумал о нем: "Вот и приручен птенец!.." Он был рад, что у него появился такой товарищ и друг, с которым он мог быть сам как мальчишка, не роняя себя в его глазах.

Тяжелый, неповоротливый и слишком серьезный Кинзя, несмотря на свою привязанность, не мог быть ему так близок, как этот, который глядел на него удивленным и очарованным взглядом горящих живых глаз и был готов исполнить любое его желание, прежде чем слово слетит с уст...

Салават полюбил Абдрахмана, как младшего брата, хотя и хитрил с ним...

Несмотря на свою юность, Салават уже понимал, что ничто другое не может связать так, как свяжет доверие. И не желание взять в плен и подчинить, а искреннее влечение и стремление к дружбе заставляли его дарить Абдрахмана своим доверием день ото дня все больше... Салават рос возле Хлопуши. Все те, с кем бывал он близок, были старше его самого. Не успев быть юным, он стал взрослым, не зная друзей из сверстников, он вошел в крут зрелых мужей. Чувство дружбы к мальчику Абдрахману было лишь данью минувшим без времени отроческим годам Салавата.

Но прошло только несколько дней - и "прирученный птенец" проявил себя снова диким.

В заводской деревеньке пропала рыжая с белым пятном телка. Случилось так, что, внезапно нагрянув на один из передовых башкирских постов, Белобородов застал всех пятерых караульных спящими возле остатков пиршества. Рыжая с белым пятном шкура сушилась, беспечно растянутая на солнышке... Белобородов забрал у спящих оружие, захватил лошадей, снял даже самый кош. Никто из них не проснулся. Тогда, связав их самих, старый вояка привез их Салавату вместе со шкурой телки... Салават был смущен. Он гордился своими дозорами и считал, что лентяи, разини и воры осрамили лично его. Особенно вспыхнул он стыдом, когда узнал, что на месте арестованных Белобородов оставил в горном дозоре своих казаков, набранных из заводских людей.