Тогда происходили странные события – в СБП Коржаков с Ельциным набирали новые кадры, а в ФСК работали старые сотрудники госбезопасности, служившие интересам великой, но уже разрушенной Красной империи. Именно они много потеряли в ходе горбачевско-ельцинских перестроек, которых всех скопом унизили в августе 1991 года и продолжали периодически унижать после этого. Такое не забывается, и это понимали и те и другие.
Вспоминаю осеннюю Лубянку девяносто первого, Лубянку, которой было отдано более двадцати лет службы нехилой борьбы с агентурой ЦРУ, «кротами», пробравшимися в некоторые подразделения Генштаба ВС СССР. В моем подразделении служили высокие профессионалы разных возрастов, которые участвовали в десятках операциях по разоблачению «оборотней в погонах». Это были шахтеры военной контрразведки. Какие-то хмурые, бородатые люди непонятного возраста с помятыми лицами то ли от недосыпания, то ли с доброго похмелья, ходили по коридорам главного штаба госбезопасности страны. Представлялись они из штаба Ельцина – комиссии Степашина.
В то время, в начале сентября 1991 года, он являлся председателем созданной совместным Указом президентов СССР и РСФСР Государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ во время ГКЧП. Представители новых властей заходили в рабочие помещения и интересовались, где были и что делали сотрудники в конце августа этого года. Помню, трое зашли и ко мне в кабинет. Один из них, видно, старший, лет 25 от роду, указал перстом на небольшой портрет Дзержинского, висевший под электронными часами, и порекомендовал его снять.
– Лучше, если вы это сделаете сегодня, – проскрипел он.
– Не вы вешали его здесь и не вам приказывать его снимать.
– Ох, какой вы политически недальновидный!
– Какой есть…
Видя бесперспективность развития диалога с хозяином кабинета, они быстро покинули помещение, не спросив, где же я находился 19 августа.
После их ухода мне почему-то вспомнилось стихотворение затворника Коктебеля Максимилиана Волошина «Мир», написанное в 1917 году после революционных событий в Петрограде:
С Россией кончено… На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях.
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
Но Бог не списывает грехи, он за них наказывает. Не успел Ельцин искупить иудин грех, но Страшный суд совершится или уже совершился над ним под символичным многотонным бетонным колпаком могилы за тот хаос, за ту пролитую невинную кровь, за развал великой Отчизны, за обнищание народа, за развал армии и флота, за… за… за все его политические загогулины.
Разве это не преступления без наказания?!
* * *
Обманутый событиями 1991 года народ был вовлечен в российский Клондайк – «золотую лихорадку» через приватизацию с ваучеризацией. Главную скрипку в оркестре этой аферы с целью без труда получить не мешочек с золотыми самородками, а мешки с огромными деньгами, играли Чубайс и его компаньоны. Это случилось с Россией почти сто лет спустя, после того как в 1897 году на США обрушился тяжелый экономический кризис. Миллионы людей потеряли работу, будущее виделось безотрадным. Но вот с Аляски приходят два корабля: в Сан-Франциско – пароход «Эксельсиор», а в Сиэтл – «Портленд» с грузом в 3 тонны золота. Так внезапно появились слухи о находке золота на реке Клондайк, на северо-западе Канады. В людях моментально загорелось время великих надежд, часто заканчивающихся кровавыми жестокостями. Тысячи из всех слоев общества вместе с профессионала-ми-золотоискателями и горнорабочими зимой поднимались, навьюченные продовольствием и теплой одеждой, по тропе через перевал Чилкут, чтобы добраться до места приложения сил и застолбить свой участок.
При переходе не все выдерживали холод и снежные метели, где на высоте более двух тысяч метров температура доходила до минус 50 градусов. Каждый будущий старатель определял меру наказания за свою обиду и сам приводил приговор в исполнение: стрелялись, вешались, травились, срывались в пропасти. Другие, не выдерживав такого похода, возвращались назад – это был лучший вариант. Но часто смерть принимала решение сама, не спрашивая обманутых американцев.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу