Юрий Завизион - Через Гоби и Хинган

Никогда не унывающий Владимир Моисеевич Торбан, командир роты управления, тронув Рулева за плечо, продекламировал лермонтовские строки:

– В глубокой теснине Дарьяла, где роется Терек во мгле…

А Рулев ему в тон пушкинские:

– Где мчится Арагва в тенистых брегах, и нищий наездник таится в ущелье, где Терек играет в свирепом веселье…

Уже более четырех часов танки пробиваются по ущелью. Еще несколько усилий, и машины вырываются из давящих гранитных стен, из царящего здесь мрака. Глаза внезапно ослепило яркое солнце. Оно быстро обогрело и обсушило десантников. А в ушах еще долго не утихает гул моторов и скрежет металла.

Перед нами раскинулась относительно ровная местность. Впереди просматриваются ближние и дальние высотки, труднопроходимые топи, покрытые мелким, чахлым кустарником. Времени в обрез. Новоселов и Ширяев изучают по карте обстановку. Пока подтягиваются главные силы бригады, помпотех Гусаченко и экипажи готовят танки к новому бою.

Спустя некоторое время поступает команда:

– По машинам! Заводи!

Снова гудят двигатели, снова машины быстро катятся вперед, лавируя между высотками и солончаковыми топями. Над нами все чаще и чаще появляются вражеские самолеты-разведчики.

Вскоре головной походный дозор доложил: японцы сосредоточивают танки, артиллерию и готовятся преградить нам путь. Комбриг развернул бригаду в боевой порядок и повел ее в атаку. Дав залп из пушек, наши танки устремились вперед.

Японцы были застигнуты врасплох. Они не ожидали, что мы ударим по ним так крепко и стремительно. Среди пустынных сопок и топей, где раньше редко ступала нога человека, остались догорать бронированные коробки подбитых танков и автомашин противника. Там и тут – короткоствольные гаубицы, вдавленные гусеницами «тридцатьчетверок» в землю. Враг под напором наших войск поспешно отступает.

Под проливным дождем вновь началось наступление. Нам предстояло за несколько суток завершить форсирование Большого Хингана и с боями пройти трехсоткилометровый путь. В назначенное время мы вышли к железнодорожной магистрали Бэйпин – Чанчунь. Началась массовая сдача в плен японских солдат и офицеров. Сокрушительные удары, нанесенные советскими войсками по Квантунской армии, сыграли решающую роль в разгроме милитаристской Японии.

На нашем пути часто встречались небольшие деревушки с убогими, без окон, фанзами. Всюду страшная нищета. Нас встречают местные жители, истощенные, одетые в лохмотья. На их лицах следы тяжелых испытаний. Они восторженно приветствуют советских воинов-освободителей. Люди выстраиваются по сторонам дорог, выставляют большой палец вперед и кричат: «Шанго!» («Хорошо!»), «Вансуй!» («Да здравствует!»).

23 августа 1945 года весь мир облетела радостная весть о победоносном завершении войны на Дальнем Востоке. Несколькими днями позже стало известно, что соединениям нашего корпуса присвоено наименование Хинганских. Сотни воинов получили боевые награды».

П. Р. Капштык

«…Родился я в 1914 году в селе Быково Екатеринославской губернии, ныне Днепропетровской области. Служил срочную службу на Дальнем Востоке. Там же встретил свою любовь Ирину, которая в 1938 году стала моей женой.

И после увольнения из Красной армии в запас переехали с ней в г. Новосибирск. Там работал шофером на заводе сельскохозяйственных машин – «Сибсельмаш».

Жили мы на Болотной улице в районе Лесоперевалки.

Началась война. Два моих родных брата ушли на фронт. Первый – Яков Романович Капштык погиб в июле 1941 года в боях за город Ивано-Франковск (тогда назывался Станислав), второй брат Кузьма Романович Капштык воевал танкистом где-то на Северо-Западном фронте. Рвался на фронт и я, но всякий раз в военкомате получал отказ из-за брони завода, которую руководство не хотело с меня снимать, объясняя, что у них и так не хватает специалистов и они не могут срывать план поставок гособоронзаказа.

И только в 1942 году я добился своего и был призван в Красную армию. В учебном танковом полку я в кратчайшие сроки переучился на механика-водителя среднего танка и попал на фронт.

Обстановка тогда была тяжелая. Однажды попали в засаду. Отбивались. Но когда поняли, что окружены, уходили болотами и несколько дней и ночей, насквозь мокрые, холодные и голодные, выбирались из топи, пока не вышли к своим. Там же и застудил я легкие, но виду не подавал, чтобы не комиссовали из армии, ведь война-то была в самом разгаре.