Коллектив авторов Лебедев С. В., - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

И в самом деле, не явное ли бессилие в этих попытках основать отношения между верховною властью и народом на договоре или контракте? Не явная ли ложь в этом искусственном разъединении двух сил, которые в действительности неразрывно соединены между собою? Не явное ли зло в этом организованном недоверии между верховною властью, которая ничего не значит без народа, и народом, который ничего не значит без верховной власти? Какое странное зрелище представляют эти два лагеря, часто ничего другого не делающие, как только злобно следящие друг за другом и ищущие, как бы обмануть и перехитрить друг друга! Какая страшная трата времени и сил, какое бесплодное для народной жизни занятие - это беспрерывное и подозрительное наблюдение друг за другом двух сторон, которые заботятся пуще всего о соблюдении формальностей бессильного контракта! Какая польза от контракта, исполнение которого ничем не может быть обеспечено? Польза во всяком случае очень сомнительная, а вред очевидный. Бессильный предупредить зло, он достаточно силен, чтобы коренным образом испортить отношения между верховною властью и народным представительством и сообщить как той, так и другому несвойственный им характер, развить в них отдельные интересы и себялюбивые инстинкты и поставить их в ложное отношение, вредное как для государства, так и для общества, опасное как для порядка, так и для свободы.

Всеобщие законы природы и истории одни и те же для всех стран и народов, и Россия, нет сомнения, не изъята от них. В России точно так же, как и везде, огонь жжется и реки текут не снизу вверх, а сверху вниз. Экономические, нравственные, политические законы как везде, так и в России одни и те же. Русские ассигнации имеют совершенно такие же свойства, как и ассигнации австрийские или турецкие; одинаковые нравственные причины как везде, так и в России производят одинаковые последствия. Но точно так же, как и все в мире, Россия имеет свои особенности, свои индивидуальные черты, которые не противоречат общим законам, а напротив, из них же объясняются. Россия имела свою историю и вышла из нее с характеристическими особенностями, которые предопределяют дальнейший ход ее истории. И друзья и враги России привыкли считать ее младенцем или, по крайней мере, очень незрелым юным существом. Напрасно! Хороша она или дурна, но она представляет собою очень зрелое существо с глубоко укоренившимися, ничем не истребимыми инстинктами и историческими навыками, ставшими ее натурой. С нею нельзя шутить, и только малодушие и ребячество могут замышлять самовольные радикальные переделки в ее организации. Россия есть зрелая, крепкая, глубоко укоренившаяся сила, а незрелы, шатки и смутны те понятия, которыми мы, люди, судящие о России, судим о ней. В наших понятиях мы живем постоянно вне России, и эта двойственная жизнь производит страшный хаос и в наших понятиях, и в нашей действительности. Что ни скажите, все переведется в нашей голове на французский, немецкий или английский язык, и мы от нашего русского быта, от наших дворян, купцов, мещан и мужичков мгновенно унесемся за тридевять земель. Скажите: «Миссисипи», а мы подумаем: «готтентот». Скажите: «народное представительство», и в нашей голове сейчас же засуетятся все начитанные нами понятия о разных конституциях, и мы невольными ассоциациями представлений перенесемся на берега Сены. Незрелость наша состоит не в том, чтоб историческая жизнь нашего народа содержала в себе мало прошедшего и вследствие того была скудна, слаба и молода, а в том, что мы невольно и бессознательно смотрит на нашу жизнь чужими, не соответствующими ей понятиями. Корова нам кажется лошадью, а лошадь коровою; в глазах у нас все перепутывается, и мы сплошь и рядом делаем то, чего не хотим сделать, и не делаем того, что хотим. В этом наше современное бедствие, в этом органический порок нашего теперешнего состояния. Вот поэтому-то мы кажемся себе и другим малыми детьми, а не потому, что мы не превзошли многих наук и уступаем немцам в учености; вот поэтому-то старый дьяк Московского государства, не знавший ни по-французски, ни по-немецки, не слушавший университетских лекций, не походил, как мы, на ребенка, но был настоящим человеком, зрелым мужем, судил о вещах здравомысленно и как следует зрелому мужу. Почитайте только наши старые юридические акты и посравните их с лепетаньем наших нынешних ученых юристов, и вы поймете всю разницу между зрелостью действительной жизни и младенчеством новорожденных понятий, которые с ней не ладят и не имеют ничего общего.