Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

На доклад о результатах и зачитывание обвинений и ходатайств Фуке ушло около двух дней. Вечером первого дня Ормессона снова посетил гость – Лепелетье. Вынужденный выбирать между своим дядей – Пюссором и своим протеже Берье, Кольбер решил защищать Пюссора. Он заявил Летелье, что потрясен открытиями, и возложил всю ответственность на этого «жулика» Берье, о недобросовестности которого уже заявил королю. Почувствовав, куда дует ветер, Летелье присоединился к хору тех, кто видел причину неразберихи в Берье и процедурных ошибках, но соглашался, что это не причина давать тем двоим отвод. Следующие слова Лепелетье дали понять, что на карте стояло больше, чем фамильная честь Кольберов. Кольбер считал, что большинство судей не поддержат отзыв Пюссора и Вуазена. Однако король поручил Летелье обсудить этот вопрос с тремя судьями: Несмоном, Катина и Ормессоном. Лепелетье сказал, что пришел по поручению Летелье, и добавил туманное предостережение. Если Ормессон собирается голосовать за отвод, пусть считается, что они не встречались. В противном случае получится, что он голосует за отвод после того, как государственный министр передал ему, что король желает противоположного. Вынужденный раскрыть карты, Ормессон сообщил Лепелетье, что в сложившихся обстоятельствах уже пришел к ясному заключению: эти двое не должны оставаться судьями по делу Фуке [699].

Самый причудливый оборот дело, пожалуй, приняло субботним утром 30 августа, когда Пюссор и Вуазен предстали перед коллегами. Вместо того чтобы занять обычные места, им пришлось со скамьи подсудимых отчитываться в своих действиях. В этот момент обвиняемыми были они, а Фуке, через Ормессона, обвинителем. Они выстроили свою защиту согласно версии Кольбера: во всем винили Берье. Реестры казначейства было практически невозможно разобрать. Ни один из судей не имел представления о финансах и стандартных казначейских процедурах. Они полагались на Берье, которого рекомендовал Талон, на тот момент королевский обвинитель. Они подписывали отчеты, не читая. И наверняка в них еще много ошибок и упущений. Что касается ла Базиньера, они не помнят, присутствовал ли он, как указано в отчете? Одним словом, во всем виноваты – где не Берье, там Талон, а где не Талон, там Берье; судьи же виновны только в некомпетентности. Зрелище магистратов, дающих свидетельские показания по делу государственной важности, было поразительным. Когда они закончили, уже смеркалось, и Сегье (возможно, опасаясь спонтанной реакции коллег) отказался от обсуждений и перенес их на понедельник [700].

Государственная машина вновь пришла в движение, чтобы защитить позиции короля. Шамиляр все воскресенье объезжал судей и всерьез давил на них именем короля, не давая себе труда маскировать свою задачу и приказ [701]. Приведя весьма спорное объяснение махинациям с доказательством шестимиллионной транзакции, он уточнял: «Я понимаю, что вам это не кажется убедительным, – мне тоже, но лучшего объяснения у меня нет» [702].

В понедельник Ормессон предстал перед коллегами с рекомендациями. Предостережения Летелье и давление Шамиляра (и то и другое именем короля), возможно, оказали влияние на его выступление. Он постарался отвести от судей обвинение в злом умысле. Они поступили неразумно, но не злонамеренно. Настоящим злоумышленником был Берье, подделавший как минимум три отчета для палаты, а возможно, и больше. И хотя вся полнота ответственности лежит на Берье, Ормессон все же был убежден, что в возникших обстоятельствах обоих судей желательно отстранить от дела. Сент-Элен при поддержке Сегье занял иную позицию. Он защищал не только судей, но и Берье, как представителя короля, призывая отклонить прошение Фуке. Затем он предложил в дальнейшем запретить Фуке подавать аналогичные ходатайства, если они не подписаны обоими его консультантами.

Голосование стало на удивление асимметричным. С Ормессоном и отстранением коллег согласились только четверо судей. Пятнадцать голосовали за то, чтобы Пюссор и Вуазен остались [703].

Впервые в жизни Ормессон, казалось, угодил всем. Сторонники Фуке поздравляли его с разоблачением махинаций Берье. Ламуаньон, с которым Ормессон часто встречался, уверял, что все его поддерживают. Тюренн передавал свои комплименты. Шамиляр, Фуко и их союзники сообщали, что его решение обвинить во всем Берье весьма приветствуется, даже несмотря на прискорбный совет отстранить судей [704].

Оставалось отреагировать на требование Фуке расследовать манипуляции Кольбера, Фуко и Берье с его бумагами. Этот вопрос был решен только в середине сентября вмешательством короля. Королевским приказом ходатайство Фуке отклонялось. Палате запрещалось обсуждать эту тему в будущем. Сегье чувствовал, что должен объяснить коллегам-магистратам логику короля. Король подтвердил: все, что Кольбер мог изъять из документов Фуке, было изъято по его указанию и являлось государственной тайной. У такого подхода есть много прецедентов. Из практических соображений король, таким образом, лично отклоняет обвинения Фуке. Далее Сегье предупредил, что король не желает, чтобы Кольбера – человека, которому он доверяется в важнейших государственных делах, – заставляли являться в Палату правосудия. Как пояснил Шамиляру Ормессон, если король принял решение, остается только повиноваться [705]. Палата зарегистрировала приказ короля без обсуждения [706].